Роберт Силверберг - После того, как не нужны нам стали мифы

отправлявшихся по домам. Мы, кто составляли непосредственное окружение Леора, разумеется, обязаны были оставаться, хотя были уже пресыщены этими плодами людской фантазии и даже нас стало смущать их обилие.

Из машины появился белобородый старик с плотной аурой. В руках у него была какая-то тонкая металлическая труба.

— Это Галилей, — пояснил Леор.

— Кто, кто? — переспросил меня Прокуратор Плутона, ибо Леор, уже едва стол на ногах от усталости, прекратил давать даже краткие описания призраков прошлого, которых продолжала порождать его машина.

Мне пришлось запросить на сей счет Службу Информации Дворца Человека.

— Это один из современных богов науки, — сказал я Прокуратору Плутона, — на чей счет относят открытие звезд. Многие верят, что он был исторической личностью перед тем, как его стали обожествлять. Последнее произошло после мученической смерти, которой его предали религиозные консерваторы.

Теперь, когда у Леора появился именно такого рода интерес, он стал вызывать и других богов науки. Ньютона и Эйнштейна, Гиппократа и Коперника, Оппенгеймера и Фрейда. С некоторыми из них мы уже встречались прежде, приводя в наш мир реальных людей прошедших эпох, но сейчас эти люди были в совершенно иных обличьях, ибо прошли через руки мифотворцев.

Они стали эмблемами своих специфических функций, символами знания и власти, и начали бродить среди нас, наперебой предлагая исцелять, учить, объяснять. Они не имели ничего общего с реальными Ньютоном, Эйнштейном, или Фрейдом, с которыми мы встречались ранее. Даже ростом они были втрое выше обычных людей, и молнии сверкали на их челе.

Затем появился высокий бородатый мужчина с окровавленной головой.

— Авраам Линкольн, — сказал Леор.

— Древний бог эмансипации, — пояснил я Прокуратору после специально произведенного запроса.

Затем из машины вышел очень симпатичный молодой мужчина с ослепительной улыбкой и тоже окровавленной головой.

— Джон Кеннеди, — сказал Леор.

— Древний бог юности и весеннего обновления, — сказал я Прокуратору.

— Символ смены времен года, торжества лета над зимой.

— Таковым богом был Осирис, — не замедлил возразить мне Прокуратор. — Зачем их таких двое?

— Их существует намного больше, — сказал я. — Бальдер, Таммуз, Митра, Атис^[5].

— Для чего нужно было такое большое количество? — не унимался Прокуратор, но в этот момент раздался усталый голос Леора:

— Вот теперь я закругляюсь.

Теперь среди нас было множество богов и героев. Открылся сезон бурного веселья.

Медея сбежала вместе с Ясоном. Агамемнона помирили с Клитемнестрой, а Тесей и Минотавр стали жить под одной крышей. Другие боги и герои не чурались общения с нами, простыми людьми. Мне удалось побеседовать с Джоном Кеннеди, вышедшим последним из машины легендарных персонажей. Как и Адама, самого первого из таковых, его очень беспокоило здешнее пребывание.

— Да не был я никакой легендой, — жаловался он мне. — Я просто жил. Был самым заурядным человеком. Участвовал в избирательной кампании и произносил речи…

— Вы стали легендой, — сказал я. — Вы жили, а затем умерли, и в смерти своей вы подверглись полной трансформации в умах людей.

Он рассмеялся.

— И превратился в Осириса? В Бальдера?

— Такие сравнения в вашем случае вполне уместны.

— Для вас — может быть. Но в Бальдера перестали верить за добрую тысячу лет до моего появления на свет.

— Для меня, — возразил я, — вы, Осирис и Бальдер — по сути современники. Для меня и для всех, кто живет в нашем мире. Вы все из мира седой древности, все одинаково архаичны. Вас разделяют тысячи лет.

— И я — последний из мифов, которые вы выпустили из этой своей машины?

— Вот именно.

— Но почему именно я? Неужели люди прекратили мифотворчество с последней трети двадцатого столетия?

— Об этом лучше спросить у Леора. Но я разделяю вашу точку зрения в том, что как раз ваша эпоха ознаменовалась концом мифотворчества. С тех пор люди перестали верить в такие вещи, как мифы. У нас отпала в них необходимость. Когда мы благополучно преодолели эпоху трудностей, то вступили в некое подобие рая, где каждый из нас сам превращал свою собственную жизнь в легенду. Поэтому для чего это нам нужно возвышать каких-либо отдельных людей над каждым из нас?

Он как-то странно поглядел на меня.

— Вы действительно уверены в том, что это именно так? Что вы --">