Евгений Александрович Курагин - Месть ради мести

обветшавших лохмотьях, который до поры жался к кирпичной стене с облупившейся штукатуркой.

– Не мели чепухи, старик! – вмешался в разговор кожевник, оказавшийся рядом. – Тарбло, может, и редкий выродок, незнамо как земля таких носит, но он отнюдь не простак! Де Вольтер ни за что не оставит своего кузена гнить в тюрьме или вкалывать на каменоломне. Скорее мир перевернется, чем это случится!

– Свежая рыба!

– Хочешь языка лишиться, Альберт?

– Свежая рыба!

– Я закон не нарушал! А если что…

– Свежайшая рыба!

– Пирожки с капустой, с потрохами, с зеленью!

– Рыба свежая!

– Дорогу, проходимцы! Дорогу страже бургомистра! А ну-ка разойдись! Дорогу!

А вот и стража. Блюстители и поборники закона, а вместе с тем – грабители и бандиты. Лучше держаться подальше и не привлекать к своей персоне лишнего внимания. Не сейчас, не здесь, а лучше вообще никогда. Этот город настолько прогнил, что дышать здесь уже опасно для жизни и здоровья.

Улицы Старого Города запутанны подобно паутине, и если ты долгое время жил в этих нищенствующих, утопающих в собственных испражнениях кварталах, среди людей и нелюдей, проживавших в покосившихся, лепившихся друг к дружке домишках, то тебе бояться нечего. Ты всегда найдешь укромный уголок для ночлега или место, чтобы переждать бурю. Стоит только захотеть! Просто пораскинуть мозгами – и все получится как надо.

На одной из улиц нелюдей, из тех, что располагались ближе к старым докам, тем самым, где каждую ночь совершались преступления, и каждое утро стража находила хладные трупы, в доме с медной вывеской «Швейная Дафны» Трехпалого ждала Фиона.

Бедняжка Дафна связала свою судьбу совсем не с теми людьми, с кем следовало связываться, и поплатилась за это сначала целостностью собственных костей, а затем и самым дорогим – своей жизнью. Город не приемлет слабых, он их уничтожает, уничтожает как мерзких крыс, которые шныряют по кухне, пока вы спите, или вездесущих тараканов, которые так и норовят залезть в вашу тарелку с супом.

Месяц тому назад истерзанное тело Дафны выловили в заливе. Обмотанную рыбацкой сетью, ее можно было узнать только по кольцу на пальце и татуировке на щиколотке в виде остроконечной звезды. Впрочем, никто из ее убийц не пытался скрыть следы преступления. А стража не пыталась это тяжкое преступление расследовать.

Фиона – хорошая, добрая женщина, и для своей расы очень даже миловидная. Как говаривал Вартнер: хорошую бабенку рога с копытами не портят. Шутник. Отчасти Трехпалый был даже согласен со старым прохиндеем, но только лишь отчасти. Унаследовав швейную мастерскую от старшей сестры, корзалитянка¹ все силы направила на работу. Она брала любые заказы, чтобы выжить и прокормить детей своей погибшей сестры. Работала днем и ночью не покладая рук. Плоды приложенных Фионой усилий были видны невооруженным глазом. Швейная начала процветать, и вскоре о ней заговорили не только в припортовых кварталах, но и по всему старому городу.

– Я тебя ждала.

– Знаю.

– Целая неделя прошла. Где ты пропадал?

– Это не важно.

– А что важно?

– Месть! – Трехпалый сел на скамью, подпер стену своей спиной. В его руках как по волшебству возник кисет с дорогим табаком и старая трубка с костяным изогнутым мундштуком. Спустя несколько секунд по комнате поплыли сизые облачка ароматного дыма.

Фиона приготовила глинтвейн, добавив туда специи и пряные травы, секрет выращивания которых хранился корзалитянами в строжайшем секрете. Потом присела на колченогий табурет в углу комнаты, сложив на коленях руки с длинными пальцами. Она долго смотрела на своего гостя, не зная, что сказать. Для нее, как, наверное, и для всех других, кто знал Трехпалого, он оставался неразгаданной загадкой, тенью на стене, фантомом, призраком, который возникает из ниоткуда и исчезает в никуда.

– Гроттер. Он выполнил мой заказ?

– Да. Разумеется. Разве он может тебе отказать…

Фиона поднялась с места, скрылась в смежной комнате. Позже она вернулась, неся в руках небольшой сверток в промасленной бумаге. Глаза молодой женщины были на мокром месте.

– Вот он.

– Хорошо, – правой, обтянутой кожаной перчаткой рукой, на которой не хватало указательного и среднего пальца, Трехпалый взял сверток. Капюшон стеганой куртки скрывал его лицо, и Фионе оставалось лишь догадываться, какие эмоции отразились сейчас на нем. Гнев? Ярость? Ненависть? Невозможно понять, что именно, а может, все вместе и --">