G. Peyton Wertenbaker - Приход льда

Автор “The Man From the Atom”

Странные люди, эти создания сотого века, люди с огромными мозгами и крошечными, сморщенными телами, атрофированными конечностями и медленными, тяжеловесными движениями на своих маленьких транспортных средствах. Именно тогда меня заставили предъявить мои потрепанные старые документы, подтверждающие мою личность и мою историю.

Странно быть одному и так холодно. Быть последним человеком на земле.

Снег бесшумно кружит вокруг меня, непрерывно, тоскливо. И я изолирован в этом крошечном белом, неразличимом уголке размытого мира, несомненно, самое одинокое существо во Вселенной. Сколько тысяч лет прошло с тех пор, как я в последний раз познал истинное общение? Долгое время я был одинок, но там были люди, существа из плоти и крови. Теперь они ушли. Теперь у меня даже звезд нет, чтобы составить мне компанию, потому что все они затерялись в бесконечности снега и сумерек наверху, как земля затерялась в своей серой бесконечности здесь, внизу.

Если бы я только мог знать, сколько времени прошло с тех пор, как я впервые был заключен в тюрьму на земле. Сейчас это не имеет значения. И все же какое-то смутное недовольство, какой-то слабый инстинкт снова и снова спрашивает в моих трепещущих ушах: какой год? В каком году?

Именно в 1930 году в моей жизни началось великое событие. Тогда был очень великий человек, который делал операции своим собратьям, чтобы восстановить их жизненные показатели, — мы называли таких людей хирургами. Джон Гранден носил титул “сэр” перед своим именем, указывая на благородство по происхождению в соответствии с преобладающими стандартами в Англии; Но хирургия была всего лишь хобби сэра Джона, если быть точным, поскольку, хотя он и приобрел огромную репутацию хирурга, он всегда чувствовал, что его настоящая работа заключается в экспериментальной части его профессии. В каком-то смысле он был мечтателем, но мечтателем, который мог воплотить свои мечты в реальность.

Я был очень близким другом сэра Джона. На самом деле мы жили в одних и тех же квартирах в Лондоне. Я никогда не забуду тот день, когда он впервые упомянул мне о своем важном открытии. Я только что вернулся с долгой прогулки на санях по сельской местности с Алисой и сонно сидел на подоконнике, лениво сочиняя в уме описание ветра, снега и серых вечерних сумерек. Странно, не правда ли, что мой рассказ начинается и заканчивается снегом и сумерками.

Сэр Джон внезапно открыл дверь в одном конце комнаты и поспешил к другой двери. Он посмотрел на меня, ухмыляясь, как торжествующий маньяк.

“Оно приближается!” — закричал он, не останавливаясь. — “Я почти добрался!” Я улыбнулся ему: в тот момент он выглядел очень нелепо.

“Что у тебя есть?” Я спросил.

“Боже милостивый, чувак, Секрет — Секрет!” И затем он снова исчез, дверь закрылась после его победного крика: “Секрет!”"

Меня это, конечно, позабавило. Но мне также было очень интересно. Я знал сэра Джона достаточно хорошо, чтобы понимать, что, какой бы удивительной ни была его внешность, в его “Секрете” — чем бы он ни был — не будет ничего абсурдного. Но строить догадки было бесполезно. Я мог надеяться только на просветление за ужином. Поэтому я погрузился в один из томов хирургов из его прекрасной Библиотеки Воображения и стал ждать.

Я думаю, что эта книга была одной из книг мистера Герберта Уэллса, возможно, “Спящий пробуждается”, или какой-то другой из его блестящих фантазий и предсказаний, потому что я был в настроении, способствующем вере почти во что угодно, когда позже мы сели вместе за стол. Я только хотел бы дать некоторое представление об атмосфере, которая пронизывала наши квартиры, о реальности, которую она придавала всему огромному, удивительному и странному. Тогда вы могли бы, кем бы вы ни были, немного понять ту легкость, с которой я принял новое открытие сэра Джона.

Он сразу же начал объяснять мне это, как будто больше не мог держать это в себе.

“Ты думал, я сошел с ума, Деннелл?” он спросил. “Я очень удивляюсь, что я этого не сделал.

--">