Аркадий Пасман - Черный дождь

маленько осталось, наши вон уже к Дому сходятся, и дымком тянет, видать, ужинать готовят… Скорей бы, а то в животе сосет, сил нет. Вот сядет солнце, и конец, можно вниз идти…. отогреюсь, порубаю, и спать… Завтра надо будет ловушки проверить и хлюста свежего на Дальней Горке побольше надергать, квасить пора… Хотя Старший и сам знает, когда чего делать.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пол в комнате мелко задрожал. Задрожали стены, потолок, душный воздух. Дрожание переросло в вибрирующий гул, сначала низкий, затем все выше и выше и, наконец, слилось в оглушительный, свербящий визг.

— С добрым утром!

Вообще-то, мне можно обходиться без будильника — его вполне заменяет межконтинентальный авиарейс 6.30 утра. Черт бы побрал эти новые самолеты, ревут, как иерихонская труба.

«А может быть, стены Иерихона рухнули оттого, что внутри их слишком много дули в фанфары?» Кто это сказал? Какой-то немец. Или поляк…

Гул все не утихает. Да он что, кружит, что ли? Наверное, опять взлететь не может. В этом году уже трижды самолеты бились. И каждый раз на взлете. Разбежится и — бабах!

Все, улетел. Значит — 6.35. Еще минут 15–20 можно поваляться. Или сделать зарядку. Энергично помахать руками, поприседать, разогреться, растереться… Заряд бодрости на целый день… Поспать бы еще часа три, тоже заряд бодрости, еще получше…

Так, пора вставать. Даже с закрытыми глазами чувствую — 6.55.

Пи-пи-пи-пи-пи-пи-пи… запикал будильник, и тут же вспыхнул свет. Теперь все делать в темпе. Продираю глаза и шлепаю в ванну. Б-р-р! Опять холодная! Надо регулятор менять, а то и простудиться недолго. Ничего, сейчас полотенцем разотремся, опять же вместо зарядки, — и на кухню.

Яйцо, творог, бутерброд и кофе… Творог соевый, а кофе, по-моему, из горелых опилок… Служба Питания свое дело знает. Невкусно, зато калорийно и безвредно… Чтоб им самим такую же бурду лопать!

Опять пищит будильник. Ого! Надо поспешать. Жую на ходу, влезаю в комбинезон — черт, так вчера застежку и не наладил, ладно, сойдет, ремень потуже затянуть, и к лифту. Дверь захлопывается, слышно, как в квартире загудел Уборщик.

Почему-то по утрам в лифте всегда пахнет гретым пластиком. Запах не то чтобы противный, а какой-то тревожный, неживой. Лифт старый, ровесник дому — дома-то эти строились в конце 20-х, в рамках Национальной программы решения жилищной проблемы…

Приехали. Теперь бегом по тоннелю — впрочем — можно особо не спешить, как раз успеваю, вот уже хвост подземки показался.

С ходу р-раз — внутрь, в толпу, животом вперед — и можно ноги подгибать, не упадешь. Спереди, сзади, с боков — плечи, спины, головы… ни одного лица не видно — капюшоны, капюшоны… укрылись и спят. И ладно, я тоже капюшончик накину и подремлю. Благо через весь город ехать, почти два часа.

Я в детстве шепелявил, вместо «с» «ш» говорил. Сколько со мной в школе бились, пока к врачу не отвели. И ничего, помогло. Он меня потом даже скороговорке обучил: «Спит спокойно старый слон, стоя спать умеет он…» Как насчет слонов — не знаю, кроме как в телевизоре, я их не видел, а вот стоя спать — пожалуйста, сколько угодно. И даже сны вижу. Во! То-то я чувствую: в голове что-то сидит, мне же сегодня всю ночь сон снился. Странный какой-то… Будто сижу я на холме, а кругом поля, поля… Ни одного дома рядом, земля серая, трава пожухлая, кустики невдалеке растут чахлые, листья на них мелкие, редкие и вроде лиловые. Небо темное, низкое, прямо над головой нависло, а солнце большое, раза в два больше, чем на самом деле, а тепла не чувствуется, и глядеть на него не больно. Слева опять кусты, много их, словно лужа лиловая, а справа, на горизонте, не то холмы, не то кучи камней. Черные, как обугленные. И главное, я — будто не я, а кто-то другой. И мысли чужие, не мои, и чувства — отчетливые такие — холодно, и есть хочется, а уйти нельзя, вроде бы я жду или охраняю что-то. Одним словом, странный какой-то сон, непонятный. Надо Максу рассказать, он парень башковитый, разберется, что к чему. К чему, к чему, к чему…

Фу, черт! Заснул, что ли? Точно. И время незаметно пролетело, через две станции выходить. Хорошо, что у Комбината многие выходят, а то бы ни за что к двери не протолкаться.

Двери с шипением раздвигаются, и людская волна несет меня от стоянки метро прямо к лифтовой площадке.

Очередь длинная, но движется быстро, благо работают все десять шахт, унося вверх бесконечные вереницы ячеек. Три минуты ожидания, и я вместе с пятеркой молчаливых --">