Цезарий Збешховский - Искажение

– Баллард!

– Да, Маркус!

– Доложи, что видишь на дороге.

Крис приставляет к глазам бинокль и изучает окружение, используя ночное видение. Мне сильно не хватает его самообладания и упорства, которые обычно передаются остальным.

– Два «скорпиона» только что выехали из-за правой Сиськи. – Так мы называем два одинаковых холма напротив. – Они будут здесь примерно через три минуты.

– Хорошо, заводи машину и жди моего знака.

– Есть!

Кивнув Пуричу, я коротко объясняю ситуацию. Над нашими головами пролетает беспилотный «сокол» и исчезает в ночной тьме. Мы идем в сторону первого заграждения и ждем появления машин. Гаус и Водяная Блоха сидят в бункерах, держа пальцы на спусковых крючках своих MUG. Вскоре становятся видны позиционные огни, с которыми ездят водители МСАРР, и красные сигналы на мачтах. В том, что это наши, нет никакого сомнения, но проверить все равно надо. Первый «скорпион» тормозит перед заграждением, вздымая облако пыли. Из кабины высовывается усталый сержант Северин.

– Пропустите, парни. Мы везем тяжелораненых. – Пурич светит внутрь светодиодным фонарем. – Блядь, не по глазам же!

Мы заглядываем во вторую машину, где на заднем сиденье лежат три обгоревшие куклы – трое обожженных солдат. При их виде взгляд сам утыкается в землю. Стрелок на крыше с отсутствующим видом опирается головой о пулемет. Под пыльными тряпками я узнаю Лукаса. Парень сломался – он словно визитная карточка нашего подразделения.

Я отдаю Балларду приказ по радио. Бронированный «Кавказ» с ревом освобождает въезд на базу, и патруль поспешно проезжает мимо, чтобы как можно скорее добраться до медсанчасти. Там их уже ждут капитан Заубер и старшина Гильде, на всякий случай держа под столом пластиковые мешки для трупов. В холодильной камере, насколько я помню, лежат еще шестеро беглецов, а также седьмой, разорванный на куски.

– И что скажешь? – спрашиваю я Пурича, просто чтобы нарушить тишину.

– Придет и наша очередь. Я предпочел бы погибнуть в бою, чем так.

Мы возвращаемся на свои посты. Идем медленно, глаза заслоняет врезавшийся в память вид обожженных солдат. Я лезу в карман за помятой пачкой сигарет – и тут раздается громкий крик Гауса. Из уменьшающейся щели между грузовиком и стеной выбегает какой-то солдат и мчится прямо на нас, размахивая автоматом. Судя по всему, он воспользовался суматохой во время проезда патруля и пробрался к выходу. Он решил бежать с базы пешком, пробившись через часовых. Если можно так выразиться – весьма рискованный план.

Мы целимся в него из МСК, но он мчится дальше, выставив вперед голову. На носу у него очки, на голове покосившийся шлем. Это капрал Норман из нашего взвода, про которого я всегда думал, что он наверняка свихнется последним. «Все течет, – как писал Гераклит, – и ничто не остается прежним». Сейчас мы застрелим Нормана или он перестреляет нас, и коллекция пополнится очередным инцидентом, над которыми ломает голову капитан Бек.

Я прикладываю оружие к плечу, целюсь… и чувствую, что не смогу убить своего друга.

– Стой, сукин сын! – кричит не по уставу Пурич.

– Норман, стой, стрелять буду!

Но для Ларса Нормана быть застреленным – явно меньшее зло, чем оставаться на базе. По крайней мере сейчас, когда происходит то, что происходит. Он налетает на нас с разбегу, мы расступаемся в стороны, и Пурич аккуратно выставляет ногу, профессионально подсекая беглеца. На гражданке он играл в футбол в окружной лиге, и спортивный опыт дает о себе знать. Капрал падает плашмя, роняет оружие и кувыркается по песку, ударяясь о ближайшее ограждение. Когда он пытается подняться, на его спину опускается бронированный кулак Гауса, выбивая воздух из легких. Вим Гаус всегда оказывается там, где можно кому-нибудь врезать, и быстро решает подобные вопросы.

Мы окружаем лежащего, будто стая волков. Гаус поднимает автомат, шлем и треснувшие очки, а Пурич переворачивает лежащего на спину и светит фонарем ему в глаза. С разбитого лба течет кровь, лицо выглядит так, будто им повозили по асфальту. Норман заслоняется от света исцарапанными руками. Вытаращенные от ужаса глаза не могут ни на чем сосредоточиться. Его бьет адреналиновая дрожь так, что стучат зубы. У него проблемы с речью, и он все меньше напоминает того парня, с которым я любил поболтать в столовой о старых фильмах. Полная развалина.