Владимир Колин - Джованна и ангел

взгляда серых глаз, яркость которых болезненно учащала биение ее сердца. Ей не нравилось, что мужчина пользовался такими крепкими духами, но она не могла противиться обаянию этого горьковатого запаха. (Позднее она узнала, что Витторио не употреблял никаких духов; этот тонкий аромат был запахом его тела, даже его пот пах так же — как странный цветок, которого Джованна никогда не видела.) — Можешь встать? — спросил он.

Слова были такие обыкновенные, совсем не соответствовавшие ее взволнованному состоянию, и Джованна почувствовала легкое разочарование. Словно в трансе, она сделала несколько шагов…

— А вот и храм Аполлона, — сказал Витторио.

Эти слова настигли ее неожиданно, отозвав из мира воспоминаний. И она поняла, что Витторио, сдерживая данное слово, превратился в гида.

— Видишь алтарь?… Там, на колонне — солнечный циферблат. Храм очень старинный, еще со времен самнитов, но в эпоху Нерона его перестроили…

Джованна слушала его рассеянно, не оставляя своих мыслей.

Она давно знала, что волнение, которое вызывало у нее его присутствие, не было связано с бурными переживаниями того вечера. Какое-то время она думала, что его присутствие напоминало ей панику, испытанную в зале, охваченном пламенем, но ничто не оправдывало постоянное повторение старых страхов.

— Кто ты, Витторио? — спросила она вдруг, остановившись так неожиданно, что мужчина перегнал ее и замер, удивленный.

Но его ответ прозвучал спокойно, с той ровностью, которая так волновала ее сердце: — Тебя удивляет, что я говорю, как гид? Это не имеет ни малейшего отношения к моей специальности, согласен, но история Помпеи меня всегда увлекала.

— Я имела в виду не Помпею…

— Тогда я ничего не понимаю. Что ты хочешь сказать?

«Лжешь! Лжешь!», — должна была бы крикнуть Джованна, но сказала другое — и в ее голосе прозвучало опустошенное спокойствие великой усталости: — Ты ни на кого не похож, Витторио…

— Разве это так плохо?

Он пытался шутить, но шутка прозвучала так же неестественно, как звучал его смех, когда он не хотел сказать ей, почему не пришел прямо домой. Делать было нечего. Приходилось примириться с мыслью, что ее муж, человек, который ее так волнует, которого она сама себе избрала, скрывает какую-то тайну. Привыкшая думать образами, Джованна уподобила его странной раковине, которая — когда ее подносят к уху — не поет, как море… а издает какой-то необычный звук или попросту молчит. Смирившись, Джованна прошептала: — Ладно, ладно, Витторио…

Единственное, в чем она была уверена, это что его тайна не скрывала в себе ничего позорного. В этом она убедилась. Немногие люди пользовались таким уважением, как Витторио, и его коллеги, казалось, даже не замечали его странностей. Может быть, это просто игра ее воображения? Но вымыслы воображения живут, только если их что-нибудь поддерживает…

Только ее любовь, решила Джованна и, может быть, ее чуткость, благодаря которой она считалась одной из крупнейших поэтесс мира, только они создали те антенны, которыми она улавливала все странности Витторио.

— А теперь, — сказал он, — войдем в Форум.

Луна освещала большую квадратную площадь, окруженную остатками портика, и Джованна увидела слева, за храмом Юпитера, угрожающий контур Везувия.

— Витторио! — шепнула она, схватив его за руку.

Одна из колонн вдруг ожила.

— Как ты можешь так пугаться? — пожурил ее мужчина.

Теперь было видно, что по площади идет еще один посетитель. Идет медленно, держа руки за спиной. Оба проследили за ним взглядом, потом Витторио взял ее за руку и пошел вперед. Они встретились на середине Форума.

— Как, это ты? — воскликнул Витторио. — А я думал, что мне показалось…

Но Джованна с волнующей остротой чувствовала, что он притворяется, что он ждал этой встречи с другим мужчиной, ради которой, может быть, и задумал эту странную прогулку по погибшему городу.

— Витторио! — откликнулся чужой, и ничто в его голосе не подтвердило его явного намерения изобразить неожиданность.

— Джованна, это Спирос Парпария, мой старый друг и знаменитый биолог… Моя жена, Джованна.

Женщина протянула руку и встретила взгляд биолога.

— Ах!

— Что с тобой? — спросил Витторио.

В его голосе звучало плохо скрываемое раздражение.

— Ничего, я оступилась, — пробормотала Джованна.

Глаза Парпарии были серыми, а аромат неизвестного цветка, который источал Витторио, --">