Игорь Маркович Росоховатский - Море, бушующее в нас

ученого и смотрел на море. Оно вздыхало, медленно напрягая мускулы — волны. И, вслушиваясь в голос моря, капитан выпрямлялся, молодел, у него остро блестели глаза, на щеках загорался румянец. Капитан Чумак встретился со своей юностью. Он узнавал свежий ветер, острые крылья чаек и пьянящий запах морской воды. Приходили слова, когда-то читанные в книгах и вдруг вытолкнутые памятью, как свои, идущие из самого сердца:

Здравствуй, море!

Зелено-серое, с глазами сфинкса.

С искрами солнечных лучей и голубой чашей неба, спрятанной на дне твоем.

Я твой, море.

Я твой потому, что никогда не остановятся твои волны, и никогда не затихнут мои желания, мои чувства водовороты ненависти, прибои любви, тихая рябь грусти и раздумья. Мои мысли озаряют мятежную вселенную, как молнии, вспыхивающее над разъяренными волнами.

И весь этот бушующий мир стихий заключен в недолговечном теле. Человек стареет, слабеют его мышцы, холодеют руки и ноги, а море все еще бушует в нем.

И человек переливает это море в свои удивительные дела, которые останутся жить после его смерти и в которых будет волноваться и шуметь море, как прибой в морской раковине.

Здравствуй, море!

С каждым днем капитан Чумак становился все спокойнее и увереннее в себе. Очевидно, море устраняло следы болезни. Вадим попытался напомнить капитану об училище, но Чумак нахмурился и перевел разговор на другую тему.

На третьи сутки плавания произошел странный случай. В час ночи вахтенному понадобилось разбудить капитана. Он постучал в дверь каюты, и тотчас из-за двери чей-то голос прошамкал:

— Кто там?

Вахтенный решил, что к Чумаку зашел в гости старик-профессор, начальник экспедиции. Он ответил:

— Мне нужен капитан.

За дверью послышался шорох, звон разбитого стекла. Вахтенный ждал. Шорох повторился, все затихло. Вахтенный опять постучал в дверь. На этот раз никто не ответил.

Тогда испуганный матрос разбудил Вадима. Вдвоем они подошли к капитанской каюте. Дверь открылась. Чумак стоял на пороге. За ним на полу блестели осколки стакана. Кроме капитана, в каюте никого не было.

— В чем дело? — резко спросил Чумак.

— Видны огни города. Вы просили разбудить вас.

— А почему разбудили помощника?

— Мне показалось, у вас кто-то чужой, — растерялся матрос. — И долго не открывали…

— Вы ошиблись, — сказал капитан.

Вахтенный растерялся еще больше:

— Я слышал чужой голос…

— Вам отвечал я, — твердо произнес Чумак и обратился к Вадиму: Можете идти к себе.

Утром капитан появился на палубе с завязанной щекой. Он заметил пристальный взгляд своего помощника и проворчал, как бы про себя;

— Зубы болят…

Его коричневое от загара лицо с острым носом и острым подбородком подергивалось от боли.

Опускаясь в машинное отделение, Вадим встретил корабельного врача и сказал, что у капитана разболелись зубы. Врач направился в каюту за инструментами и лекарством, а Вадим, приняв новое решение, вернулся к Чумаку. Они стояли рядом и молчали. Вскоре появился врач с металлической коробочкой в руке.

— Михаил Никодимович, — сказал он, подходя к капитану, — я слышал, у вас болят зубы. Пройдемте в каюту, я вас осмотрю.

Испуганное выражение промелькнуло на лице капитана, он отступил от врача. Но тут же опомнился и улыбнулся:

— Боль уже проходит…

— Но осмотреть зубы не мешает, — настаивал врач. Капитан отвернулся, показывая, что разговор окончен. Врач обиделся и ушел.

Жесткое лицо Чумака повернулось к Вадиму:

— Не стоило беспокоить доктора из-за таких пустяков.

Он не счел нужным ничего объяснять. Он стоял на мостике сосредоточенный, ушедший в себя, и думал об уродливом несоответствии жизни: в сознании еще бушует воля к подвигам, а одряхлевшее тело уже не в силах ее выполнить…

Это были печальные мысли, но почему-то голова капитана гордо подымалась, и лицо светлело…

Чем ближе подходил «Поиск» к бухте Молчания, тем больше волновался Вадим. Странности в поведении капитана настораживали. Может быть, это следствие болезни. Если память не вернулась к Чумаку, сможет ли он провести судно в узком скалистом проходе?

Море становилось все более бурным. Оно с размаху, тяжело и твердо било о борта волнами, словно мешками с песком. Огромные волны, разрезанные надвое носом корабля, глухо рычали. Иногда раздавался такой звук, будто какое-то чудовище причмокивало языком.

Появились рифы. В белой пене они --">