Ханну Райяниеми - Элегия для лосёнка

серым трепещущим плащом обсели голуби. Они вцепились острыми когтями в лохмотья, волосы, даже кожу — и бешено забили крыльями. Пера взлетел.

— Ничего личного, просто он предложил более выгодную сделку. Спасибо за суп! — прокричал он и уже через миг был высоко в небе чёрным лоскутком.

Земля вздрогнула. Косонен упал на колени. Окна-глаза, смотрящие на улицу, зажглись ярко и зло.

Далеко он не убежал. Пальцы города, голуби и насекомые, накрыли гудящим облаком. Десяток химерических крыс вцепился в голову. Их механические сердца тоже гудели. Что-то острое прокусило кость. Полыхнула, как лесной пожар, боль, и Косонен вскрикнул.

Город заговорил. Его слова слагались из громовых раскатов, дрожи земли и вздохов зданий. Слова медленные, выжатые из камня.

Папа, сказал город.

* * *

Боль прошла. Косонен услышал нежный плеск волн, в лицо подуло тёплым ветерком.

Он открыл глаза.

— Привет, папа, — сказал Эса.

Они сидели на причале возле дачи, укутанные в полотенца, распаренные после сауны. Был вечер. Тянуло холодком: финское лето ненавязчиво напоминало, что ничто не вечно. Над голубоватыми верхушками деревьев висело солнце. В спокойном озере плавали жидкие отражения.

— Я подумал, что тебе здесь понравится, — сказал Эса.

Таким Косонен его и помнил: бледный тощий мальчик с выпирающими рёбрами, длинные руки сложены на коленях, на лбу мокрые волосы. Но глаза… глаза, чёрные сферы из металла и камня, были глазами города.

— Мне нравится. Но я не могу остаться.

— Почему?

— Мне надо кое-что сделать.

— Мы не виделись целую вечность. Сауна теплая. В озере охлаждается пиво. Куда спешить?

— Я должен тебя страшиться, — сказал Косонен. — Ты убивал людей. Пока тебя не заперли здесь.

— Ты не знаешь, что это такое, — возразил Эса. — Чума делает для тебя всё. Даёт всё, что бы ты ни захотел. Что захочешь только завтра. Делает мир мягким. И рвёт его порой на части тебе в угоду. Мелькнёт тень мысли — и что-то ломается. И с этим ничего, ничего не поделать.

Мальчик закрыл глаза.

— Ты тоже чего-то хочешь. Я знаю. Вот почему ты здесь. Хочешь вернуть свои бесценные слова?

Косонен промолчал.

— На побегушках у мамы, витту. Значит, они прочистили тебе мозги, изгнали оттуда выпивку. Ты снова можешь писать. Ну и как, тебе нравится? На секунду я подумал, что ты пришёл ко мне. Но так никогда не бывало, да?

— Я не знал…

— Я вижу, что у тебя в голове, — сказал Эса. — Я запустил пальцы в твой череп. Одна мысль, и мои букашки тебя сожрут, ты навсегда останешься здесь. Отлично проведём вечность. Что ты на это скажешь?

Застарелая вина вернулась.

— Мы надышаться на тебя не могли, — сказал Косонен. — Мы хотели, чтобы ты был счастлив.

Казалось, всё так естественно. Мальчик играет со своей машиной, которая делает другие машины. Вещи изменяют форму, когда о них думаешь. Эса улыбался, показывая Косонену говорящую морскую звезду, сделанную той машиной.

— А потом настал тот день.

— Я помню, — сказал Косонен.

Как обычно, он вернулся домой поздно. Эса, ставший бриллиантовым деревом, рос в своей комнате. Дом кишел морскими звёздами, они пожирали стены и пол и плодились, плодились… И это было только начало.

— Ну, давай. Оставь меня здесь. Теперь твоя очередь. Преврати меня во что-нибудь. Или убей. Поделом мне.

Эса тихо рассмеялся.

— К чему обижать старика? — Он вздохнул. — Знаешь, я ведь тоже теперь стар. Я покажу тебе.

Он мягко коснулся плеча Косонена, и тот стал городом. Поры в его коже из камня и бетона наполняла божественная чума. Лицо — улицы и здания — преображалось с каждой мыслью, с каждым чувством. Нервной системой были бриллиантовые и оптические волокна, руками — химерические животные.

Файрвол вокруг — в небе, под землёй — был тонок, но несокрушим. Он сжимал со всех сторон, отрезая от энергии, мешая думать быстро. Но город ещё мог мечтать, сплетать слова и образы, создавать миры из воспоминаний — своих и воспоминаний мелких божков, которых съел, чтобы стать городом. Он пел о своих мечтах в радиодиапазоне, не заботясь, пропустит или нет файрвол. Пел громче и громче…

— Вот, — издалека сказал Эса. — Возьми пиво.

Ощутив в руке холодную бутылку, Косонен глотнул. Пиво было крепким и настоящим. Ощутив вкус солода, он вернулся. Потом глубоко вздохнул и дал бутафорскому летнему вечеру смыть видение.

— Так вот зачем я здесь? Ты хотел показать мне --">