Питер Уоттс - Гиганты

Это вовсе не означает, что параметры системы были хотя бы вполовину такими жесткими, как сказал нам Шимп. Это не означает, что нам пришлось бы проходить насквозь, даже не означает то, что мы вообще это сделали. Насколько мне известно, Шимп мог просто отправлять своих ботов кромсать нам корпус лазерами и термическими резаками последние лет сто, сжигая там всё в шлак, чтобы оно выглядело красиво и правдоподобно на тот случай, если я всё же решу выглянуть наружу и посмотреть, — Хаким качает головой. — Всё что я знаю, это то, что после нашего мятежа у него в друзьях остался всего один мясной мешок, да и тот не особо полезен, если с ним вообще никто не разговаривает. Но ведь невозможно продолжать ненавидеть того, кто спас тебе жизнь?

Меня поражает, до какой степени люди способны надругаться над здравым смыслом, только для того, чтобы сохранить свои драгоценные предубеждения.

— Самое странное, — добавляет Хаким, как будто разговаривая сам с собой, — что это сработало.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы осознать сказанное.

— Потому что мне не кажется, что ты про это знал, — объясняет он. — Я думаю ты и понятия не имел. Да и как бы ты смог? Ты даже не полноценная личность. Ты всего-навсего… чуть больше, чем подпрограмма. А подпрограммы не подвергают сомнению входные параметры. У тебя возникает какая-то мысль – и ты автоматически считаешь её своей. Ты веришь всему, что говорит тебе этот убогий кусок железа, просто потому, что у тебя нет выбора. Может его никогда и не было. Ну и как я могу тебя за это ненавидеть?

Я молчу, и тогда он сам отвечает на свой вопрос:

— Я и не могу. Больше не могу. Я могу только…

— Да заткнись ты уже, наконец, — говорю я и отворачиваюсь.

Он оставляет меня. Оставляет среди всех этих пикселей и картинок, которым отказывается верить. Он идет назад, в крипту, где лежат все его друзья. Спящие мертвецы. Слабые звенья цепи. Каждый из них бросил бы миссию при первой же возможности.

Если бы у меня был выбор, никто из них никогда бы больше не проснулся. Но Шимп напоминает мне об очевидном: о невозможности предугадать даже малую часть препятствий на пути миссии, рассчитанной на целые эпохи. Необходимость в хаотичности живого биологического разума, которую давно уже умершие инженеры исключили из его архитектуры во имя стабильности миссии. У нас впереди, возможно, миллиарды лет, и всего несколько тысяч мясных мешков, чтобы противостоять Неизвестному. Нас и так уже слишком мало.

И несмотря на весь этот хваленый человеческий интеллект, Хаким не видит очевидного. Да и никто из них не видит. Они даже не считают меня человеком. Он говорит, что я – подпрограмма. Доля в чужом мозге. Но мне не нужна его чертова жалость. Он понял бы, если бы хотя бы на мгновение задумался об этом. Если бы согласился взглянуть со стороны на всю ту гору непроверенных предположений, которую он называет своим мировоззрением.

Но он так не сделает. Он отказывается вглядываться в свое отражение в нежелании осознать увиденное. Он даже не видит разницы между телом и разумом. Шимп управляет кораблем. Шимп строит врата. Шимп контролирует системы жизнеобеспечения. Мы пытаемся взять нашу судьбу в свои руки, и именно Шимп жестко подавляет наш мятеж в самом зародыше.

Следовательно, Шимп управляет всем. Шимп всегда управляет всем. И когда наши разумы сливаются через широкодиапазонный линк у меня в голове, конечно же, техника должна взять верх над такой слабой органикой.

Самое поразительное, что он даже не видит своего заблуждения. Он знает количество синапсов Шимпа не хуже меня, но он предпочтет опираться на свои предубеждения, вместо того, чтобы взять и просто проанализировать цифры.

Я не подпрограмма Шимпа. Вовсе нет.

Это он – моя. 

--">