Генри Каттнер - Ночь богов

поднималась, как прилив. Моя душа и тело всецело стали принадлежать этому.

Оно…звало!

Оно звало… меня!

Я вспомнил легенду про лиру Орфея, которая заставляла даже мертвых подниматься из могил и слушать чудесные звуки. Но в моем случае это была не музыка, я даже не слышал ее.

Глубоко внутри в подсознании какое-то неведомое чувство с жадностью внимало призыву и пьянело от восторга. Безумие или здравомыслие, сон или реальность, мне было все равно. Мое тело было почти мертво от усталости. Я управлял самолетом автоматически, рефлекторно. Передо мной на панели светились приборы. В иллюминаторах пролетали серые клочья облаков. Рядом со мной Гленн Кирк нервно курил одну сигарету за другой, бросая тревожные взгляды на датчик уровня топлива. Его было достаточно, и в запасе у нас еще оставался резервный подвесной бак, который можно было использовать в случае необходимости. Но где конечная точка нашего полета?

Где-то там, в тумане… что-то звало. Но что именно?

Что-то, что уже трижды звало меня. А теперь…

— Шон.

— Да? — мой язык словно одеревенел.

— Я пытался связаться с землей по рации. Ничего. Все диапазоны глушатся японцами. Я совершенно потерял все ориентиры.

— Выпей и забудь об этом, — сказал я. — У меня в куртке фляга с бренди.

КРАЕМ ГЛАЗА я заметил, как Гленн поднес фляжку к губам. За последние несколько месяцев я узнал этого парня так хорошо, как это обычно происходит на войне. Он не раз спасал мне жизнь, впрочем, и я ему тоже.

Совместные боевые вылеты создают определенную связь. Гленн многое мне рассказал: о маленькой деревушке в Иллинойсе, где он жил, о доме, где на протяжении многих поколений воспитывалась семья Кирков, о колледже, где Гленн изучал медицину. В отличие от меня, ему было что терять, ведь я с ранней юности носился по свету. У меня не было семьи, не было места, где бы меня кто-то ждал. Но я знал, что эта деревня и ее жители значили для Гленна многое — светлое будущее в месте, где он родился и вырос. Он поведал мне об осенней охоте в лесах, о тепле камина в охотничьих домиках, заваленных снегом до самых окошек, и все такое прочее. Мне эти рассказы были по душе. Хотелось спокойной и размеренной жизни…

— Когда война закончится, ты вернешься со мной, — сказал Гленн. — Ты понравишься моим родным, они будут только рады. Ты никогда не пробовал более вкусного блюда, чем запеченная индейка, которую готовит моя мама на день благодарения. И я хочу, чтобы ты познакомился с моей Паулой.

День благодарения. Я праздновал его, да. Но каждый раз по-разному. Жареная обезьяна в странах Амазонии, в верховьях Ориноко. Бифштекс из бычка на пампасах. Однажды пробовал жареную собаку в мексиканских горах, когда я был неимоверно голоден, чтобы хоть чем-то наполнить желудок. И такие же одинокие грустные праздники в Нью-Йорке, Лондоне, Порт-Саиде… к черту все это. Пора взрослеть. Я унаследовал кое-какие деньги, и много дорог в жизни для меня были открыты. Но монотонная работа — это не то, что мне нужно. Жажда странствий и приключений — вот, что манило меня. Неугомонная тоска по чему-то, что невозможно выразить, слепой, неосознанный поиск неизвестной цели…

Мои предки бродили по туманным болотам Ирландии в незапамятное прошлое, еще до того, как короли Тары^[1] пришли к власти, когда мужчины были воинами и менестрелями^[2], их руки одинаково владели как арфой, так и мечом. Во мне, в Шоне О’Мара, древняя кровь горела огнем. Я не мог успокоиться. Я… не мог найти себя.

И тут из ниоткуда донесся беззвучный зов, обращенный ко мне, и только ко мне.

Я следовал его призывам. Мне ничего больше не оставалось. Если только желание бессмысленного кружения в тумане в поиске места для посадки не пересилит этот зов. Иногда эти неожиданные наплывы облаков длились по нескольку дней. Нет, О’Мары всегда были азартными игроками, и я почему-то доверял этому влечению.

Но я не говорил об этом Гленну. Сейчас он спал и выглядел невероятно молодым, с усталым расслабленным лицом. Может быть, ему снится деревня в Иллинойсе. И Паула, которая носила подаренное им кольцо и с нетерпением ждала новостей с нашей Тихоокеанской базы.

Мои губы сжались. К этому времени база могла быть уничтожена японцами к чертовой матери! У меня там остались друзья…

Вдруг винт яростно вонзился в плотную струю воздуха, рванув самолет, словно пулю, вперед. Солнце взошло быстро и внезапно, как это бывает на экваторе.

--">