Дэвид Брин - Река времени

могли.

Некоторые политические деятели пытались овладеть ситуацией в стране, но они плохо кончили.

Мы с Хантер продолжали свои наблюдения. Не без удивления мы обнаружили, что причиняемый неизвестно кем вред можно сравнивать с детскими проказами. Ничего особо ценного не пропадало, причем иногда воришки сами «телепортировались» прямо в тюремную камеру — по крайней мере, так утверждали вконец обалдевшие полисмены.

Обыватели пытались держать себя в руках, но все чаще мы стали встречать затравленные взгляды, беспомощные жесты, панически сгорбленные фигуры. Эти люди были кандидатами в наш госпиталь.

Мы обратились за помощью к физикам, психологам, мистикам и даже писателям — все напрасно. Они перегрызлись между собой, склоняя на все лады Zeitgeist^*, но в конце концов пришли к выводу, что общество переживает глубочайшее потрясение. Чудненько. Открыли Америку.

Ко всеобщему облегчению, победило наше с Хантер предложение предоставить больных медлянкой самим себе. Потихоньку они начали покидать госпиталь, и вскоре вокруг городов возникли поселения «медленных». Их охраняли, инспектировали, снабжали продовольствием, так что «медленные» обрели новый быт и уже могли сами себя обслуживать.

Поселения производили тяжелое впечатление на тех, кому было позволено посещать подобные места. Это был странный мир. Казалось, здесь буйствовал плодовитый, но сумасшедший скульптор, уставивший всю округу своими работами. Статуи готовили пищу, обедали… Спустя неделю можно было вернуться и увидеть, как они моют посуду после этого обеда.

А вот проблему «исчезающих» так легко решить не удавалось.

Как-то раз я и Хантер притащили к самой большой в городе доске объявлений столик и водрузили на него пишущую машинку. Мы наняли двух художников-текстовиков, объяснили им, что надо писать, и попросили делать это как можно быстрее.

Я понял: нельзя терять ни секунды. Секунда для нас — день для «исчезающих», если не больше.

Художники приступили к работе и написали на доске: «Исчезающие! Пожалуйста, войдите с нами в контакт!»

Едва они закончили, как все мы стали голыми. Одежда исчезла, руки и ноги чесались.

Хантер подпрыгнула:

— Это совсем не то, чего мы хотели!

Все же начало было положено. Художники мрачно переглянулись и вновь принялись за работу — в чем мать родила.

Следующее послание было таким: «Мы хотим поговорить с вами! Мы дружим с «медленными» и готовы к …»

На нас снова обрушилась чья-то активность. В мгновение ока я был обрит наголо, а прекрасный бюст Хантер раскрашен так, что стал напоминать некоторую часть моего тела…

Возле пишущей машинки взметнулась метель исписанных листков. Их даже держали некоторое время возле моего носа, пока я не понял, что это глупая насмешка, не более.

Но вот глупости кончились. В какое-то мгновение мы заметили нескольких мужчин, лежащих на асфальте. Потом они исчезли.

И в то же мгновение меня дернули — одели.

Вновь начался бумажный снегопад, но более спокойный. Я догадался: вторая компания «исчезающих» убрала первую и, действительно, хочет вступить с нами в контакт.

Я напечатал: «Сосредоточьтесь! Отвечайте помедленнее! Я уполномочен общенациональной чрезвычайной комиссией вести переговоры с ответственным лицом…»

Листок исчез и «вернулся». Последние слова были подчеркнуты и добавлено имя Германа Уонклера.

Припомнилось, что это был профессор Кросстаунского колледжа. Перед исчезновением ему было под пятьдесят. Человек с прекрасной репутацией, преуспевающий преподаватель и ученый. Все очень кстати.

Я размышлял секунды две — для Уонклера они, должно быть, показались вечностью.

Я отпечатал документ, дающий Уонклеру немалые права, включая организацию поселений «исчезающих», а также обязанности: оберегать людей, живущих в нашем, нормальном, времени, и консультировать их.

Закончив последнюю фразу, я обнаружил, что держу ручку, перо которой упирается в нижнюю часть страницы. Быстренько подписал документ.

Уонклер, видимо, имел немало друзей и единомышленников. Очень быстро его люди подтвердили мои полномочия. Я отсчитывал секунды; при счете «восемь» в моей левой руке появился бокал холодного пива, а в правой — зажженная сигарета, любимый сорт.

Хантер вздрогнула: мгновенно наш столик был заменен огромным письменным столом красного дерева, а складные стульчики — роскошными креслами.

Мы натянули яркий полосатый тент и два часа вкалывали как проклятые, --">