Дмитрий Георгиевич Иванов - Весы

несколько раз восклицал, что все чистая правда, но она только смеялась и ласково смотрела мне в лицо большими карими глазами. Наконец я дошел до самого главного.

— Вера! Сейчас «весы» у меня в кармане. Ты понимаешь? Они показывают сто процентов!

С этими словами я вытащил «весы любви» и… замер. Стрелка свободно болталась где-то между пятидесятым и сороковым делениями.

Подняв глаза, я увидел неузнаваемо переменившееся лицо Веры. Она даже не посмотрела на мою руку. Улыбка ее исчезла. Глаза наливались холодом. Губы затвердели. Несколько мгновений она сидела молча, потом так же молча встала и пошла прочь. Секунду у меня было ощущение, будто сзади ударили по голове чем-то тяжелым.

— Стой, Вера, ты куда? — я вскочил на нечувствительные ноги и бросился за ней.

— Не надо, Миша, — не останавливаясь, спокойно и грустно сказала она. Сказала так, что я застыл на месте, словно перед невидимым стеклом. Неподвижно смотрел ей вслед. Весь яркий майский день вдруг стал серым, словно припорошенным пылью.

Я бессильно опустился на скамейку.

— Эй, Михалыч, что случилось? Куда она ушла? — услышал я взволнованный голос Петьки. Он косолапо бежал ко мне со скомканной газетой в руках.

С трудом выговаривая слова, словно выпихивая их изо рта в густой кисель, я выдавил:

— Вот тебе и «весы»… ушла домой…

— Домой?

— Дрянь эти «весы»!

Больше всего мне хотелось зарыться с головой во что-нибудь черное, чтобы никого не видеть и лежать так целую вечность.

Петька, тяжело дыша, схватил «весы», мельком осмотрел их.

— Что случилось?

Морщась, я все рассказал ему.

— Да, скверно…

Он неожиданно схватил меня за руку.

— Слушай, Мишка, — умоляюще заговорил он, — знаешь что, останься на полчаса, а? Я позову Ирку! Ладно, а? Я сейчас, быстро. Посиди вон там. Понимаешь? Мне нужно, чтобы ты был здесь. Сейчас, пять минут! — И он бросился к телефонной будке.

Отказать ему я не мог.

— Ладно, давай, — ответил мой голос, и я поплелся к той скамейке, на которой он маскировался газетой.

Не знаю, сколько прошло времени, когда к Петьке подошла какая-то девушка. Петька долго говорил с ней. Но вдруг произошло то, что в один миг вырвало меня из одурманивающей апатии. Петька внезапно вскочил во весь рост и с размаха шибанул голубенькую коробочку об асфальт. Брызнули вверх осколки. Девушка тоже вскочила и побежала прочь. Петька неуклюже бросился за ней, загородил дорогу и стал что-то с жаром говорить. Она обошла его сбоку, но теперь уже не побежала, а быстро зашагала по аллейке. Он вновь догнал ее, схватил за руку, но она вырвалась и опять побежала. Так они и скрылись за деревьями.

Мне казалось, что я проснулся и не понимаю, где нахожусь. Подошел к обломкам. По еще не просохшему после дождя асфальту разлетелись голубенькие лепестки пластмассы, желтые крошки минерала и осколки стекла. Задумчиво смотрел я на этот печальный натюрморт. Мимо прошла незнакомая девушка, покосившись на остатки изобретения века. В желтых крошках вспыхнули и погасли голубые искры.

Я бросился из сквера. Я бежал по улицам, перелетал лужи и глотал теплый ветер. Я не видел прохожих, не видел домов и машин. Я несся к Вериному дому и боялся только одного — что не застану ее там.

Пулей влетел на третий этаж. Дрожащим пальцем нажал звонок. Дверь открылась. На пороге стояла Вера. Увидев меня, она побледнела, но быстро овладела собой и спросила с горькой улыбкой:

— Ну что, Миша? Сколько там процентов было?

— Много процентов. Нам с тобой хватит, — тяжело дыша, проговорил я. — Я люблю тебя, Вера!

--">