Андрей Михайлович Столяров - Джоконда

рыхлыми ягодицами, ну прыщавый юноша в старомодных очках, которые непрерывно сползают у него к кончику носа. Он их нервными движениями поправляет. Вероятно, тоже — продуманная имиджевая заготовка. Не очень-то интересно. Патай, вероятно, это тоже печёнкой чувствует. Я вижу, что он сокращает хронометраж: вместо обычного получаса представление конкурсантов длится всего двадцать одну минуту. Теперь эти срезанные девять минут ему придётся на чём-то отыгрывать. Он и отыгрывает: вытягивает вверх руки, вертит, как заводная кукла, туда-сюда головой и, выдерживая звенящую паузу, произносит пять-шесть ничего не значащих фраз, впрочем, интонационно насыщенных, так что бессодержательность их практически не ощутима. А затем, чуть ли не по отдельным буквам, объявляет, что начинается финальный забег.

Тут же появляются минимально одетые девушки и раздают участникам стандартный набор: сенсорные перчатки и серебряные ментоскопирующие обручи с присосками для закрепления на висках.

— Тема! — провозглашает Патай.

Загорается центральный экран. На нём — знакомый всему миру портрет: «Мона Лиза», она же «Джоконда».

Зал дружно ахает.

Я тоже ахаю, хотя и с некоторым опозданием.

На меня это производит даже большее впечатление, чем на зал.

Вот это да, вот это Патай выдал фитиль.

— Вы готовы? — кричит он, тыча указательным пальцем в сторону фрика.

— Да!!! — вопит в ответ Мойщик Окон.

— А вы готовы? — палец перенацеливается на тетку.

Та просто визжит, тряся перед собой растопыренными ладонями.

— Гонг! — командует Патай, запрокидывая лицо к потолку.

На нас обрушивается громовой удар меди. Вспыхивают в воздухе десять пустых полотен. Начинают мелькать десять пар рук, и на полотнах появляются первые цветовые мазки. Вперёд, как я и ожидал, сразу же вырывается фрик. Он с размаху бросает на полотно ком жёлтой краски, затем, рядом с ним, ляпает ком зелёной, а сверху припечатывает их огненно-алой, которая тут же стекает вниз кровавыми сгустками. Брызги летят во все стороны. Конечно, это виртуальные брызги, они никого не запачкают и, выйдя за край полотна, осыпаются искрами пикселей. Всё равно эффект потрясающий. Рейтинг фрика начинает быстро расти. Сам фрик при этом дико хохочет, подпрыгивает чуть ли не вместе с сиденьем, выкрикивает что-то несвязное, не воспринимаемое на слух. Правда, это ещё ничего не значит. Забег будет продолжаться аж целый час, и, как показывает опыт, лидеры в течение этого времени сменятся несколько раз. Я замечаю, что Арина не слишком торопится. На её полотне возникает лишь контур из разобщённых пятен, которые слабо пульсируют, словно разрываемые изнутри. Возможно, она таким образом размечает координаты рисунка, но я не уверен: в том, что касается действий Арины, всем предсказаниям и домыслам — грош цена.

Патай между тем разогревает аудиторию. Все четыреста мест заполнены сегодня реально, просветов меж ними нет. Сработала ещё одна его гениальная фишка: билеты для физического присутствия в зале продавались в этом цикле на аукционной основе, любой из них можно было перекупить вплоть до дедлайна, который объявлен был всего за двадцать четыре часа до финала. Итоговые цены вздымались как на дрожжах, одни и те же места покупались и перекупались по десять и более раз. Всё это, разумеется — в открытом доступе, демонстрировалось онлайн… Сейчас Патай задаёт вопрос депутату парламента. Тот поспешно вскакивает и сдёргивает с лица широкие, непрозрачные телеочки. Так же сдёргивают очки и ближайшие его соседи, надеясь, что и их натужные физиономии втиснутся в кадр. На ответ у депутата есть двадцать секунд. Насколько я знаю, эти двадцать секунд оплачиваются особо. Причём что именно депутат ответит — никого не волнует. Значение имеет одно: целых двадцать секунд четыре миллиона зрителей будут видеть его лицо. Ничто так не стимулирует рейтинг политика, как участие в популярном шоу.

Затем Патай поднимает некоего бизнесмена, главу корпорации то ли «БТВ», то ли «ПДБ», логотип — волк, воющий на луну, а далее — известного кинорежиссёра, который за двадцать секунд пытается отрекламировать свой новый фильм. Он слишком торопится, слова у него, пузырясь, наталкиваются друг на друга.

— Ничего не понял, — заявляет в итоге Патай.

Зал хохочет. Режиссёр счастлив: такой инцидент запомнится, а значит сумасшедшие деньги за билет были выложены не зря.

Камеры между тем переключаются на --">