Михаил Валерьевич Савеличев - Черный Ферзь

Пауку.

Тот тащил на себе странное сооружение, завернутое в брезент. Ноша чудовищно мешала взбираться, но Паук, в очередной раз скатившись вниз, вновь поднимался, пластался по льду, раскинув невероятно длинные руки и ноги, кряхтел, шипел, но полз вверх. Однако завидная настойчивость не окупалась.

Сворден сам несколько раз почти цеплялся за гребень. Ему оставалось лишь подтянуться, и он бы преодолел преграду, но Паук упрямо продолжал скатываться вниз, увлекая всех за собой. Пальцы, промерзшие после ледяной воды, разжимались, и Сворден оказывался там, откуда начал.

— Кехертфлакш! — хотелось пить, но снег на вкус напоминал железные опилки.

Придавленный ношей, Паук теперь даже не пытался встать, обессиленно делая попытки карабкаться лежа на животе по накатанной дорожке.

Сворден перевернулся на спину. Лед холодил затылок. На фоне белесой тверди плавно двигались огни. Замкнутый мир укрылся низкими облаками, но если присмотреться, то в зените еще можно разглядеть вечное коловращение Стромданга.

Внезапно пелена прорвалась, и сияющая крылатая тень пала вниз. Запахло грозой. Громадная птица отвратительно каркнула и взмыла. Снег взвихрился.

— Чуют, — сказал Паук.

— А если не взберемся? — спросил Сворден.

— Взберемся, — глаза у Паука смотрели в разные стороны. — Взберемся и пойдем. Еще взберемся. Скатимся.

— Не обращай внимание, — справа подал голос Муха. — Он всегда такой.

— Заткнись, — прохрипел Паук. — Вмажу.

— Надо что-то придумать, — сказал Сворден. — А то так и будем кататься.

— Придумали уже, — пробурчал Муха, зачерпнул снег и залепил в Паука. — Что еще тут думать? Всегда ползли и всегда ползать будем. Клеща нет. Дался ему Пятнистый.

Паук попытался вновь начать карабкаться, но Сворден дернул веревку и стащил его вниз.

— Отдохни.

Паук послушно замер.

Подошли две облепленные снегом фигуры — Клещ и Пятнистый. Пятнистый булькал и плевался кровью. Клещ тащил его за шкирку.

— А вот и Клещ, — Муха помахал рукой. — Он нас живо втащит! Да, Клещ? Брось ты его!

Пятнистый упал рядом. Клещ, не останавливаясь, пошел вверх по льду, иногда наклоняясь и хватаясь за выступы. Вскоре он оседлал гребень.

— Это же Клещ! — помотал головой Муха. — Что говорил! Клещ — мастер на дела. Что корешу ребра сломать, что яйца ко льду приморозить. Клещ!

Дело пошло споро. Клещ бросил линь с крюком, втащил Паука, затем Свордена, который держал Пятнистого. Муха влез сам. Закрепившись, вытащили Блошку с такой же ношей, как у Паука, затем — Гнездо, который неразборчиво, но жутко ругался. Прозорливее всех, как оказалось, поступила Мокрица — она даже и не пытался одолеть кручу, дожидаясь Клеща.

Съехали вниз.

Там их дожидался Церцерсис.

— Чуешь? — спросил Паук.

Пятнистый совсем оклемался:

— Це и не такое учует, сечешь? — сказал он Свордену. — Пусти, башка!

Сворден пустил. Пятнистый свалился. Пришлось опять его поднять.

— Це — башка, — продолжил Пятнистый как ни в чем не бывало. — Сечешь? Я — не башка, Клещ — не башка, Мокрица и та не башка. Здоровые мы на голову, сечешь?

— Заткнитесь, — прошипел Церцерсис. Отставив носогрейку подальше в вытянутой руке, он и вправду к чему-то принюхивался, зажмурив глаза. Лицо его приобрело еще большее сходство с хищным насекомым.

Лед под ногами содрогнулся. Все попадали, лишь Церцерсис остался стоять, широко расставив ноги, наклонившись вперед, точно готовясь к броску.

— Дерваль, — пробормотал он. — Тысячу раз кехерфлакш. У них на хвосте дерваль!

Мокрица завыла и забилась, зажав голову ладонями.

— Надо возвращаться, Це, — просипел Блошка. — Не повезло.

— Це — башка, — сказал Пятнистый. — Больной на голову, то есть.

Лед еще раз содрогнулся — изнутри в него билось нечто огромное.

— Бежать, — Паук развернулся и принялся карабкаться на ледяной склон, с которого они только что скатились.

— Отставить! — рявкнул Церцерсис. — Успеем. Мы успеем, если резче пошевелим задницами, недоумки! Заткните дуру!

Клещ послушно ткнул клешней в Мокрицу. Гнездо сплюнул:

— Правильно Це толкует. Идти надо, а не ссать.

— Туда, — показал Церцерсис.

Они опять выстроились цепью.

Снегопад шел неравномерно, сначала обрушиваясь на идущих плотной стеной, где только веревка не позволяла затеряться в стылой круговерти, а затем становясь таким редким, что взгляду открывалось огромное --">