Джек Финней - Удивительная ловушка для прилагательных

Джек Финней УДИВИТЕЛЬНАЯ ЛОВУШКА ДЛЯ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ

Кузен Лэн откопал свою ловушку для прилагательных в лавке ростовщика. Он взял за правило шляться по этим пыльным лавочкам на Второй авеню, потому что, как он заверяет, они составляют такой чудесный контраст с матерью-природой. Кузен Лэн не слишком жалует природу. Когда его нет дома, он скорее всего собирает материал для журнальчика «Лес: соблазны и точные знания». Лэн пишет для этого журнальчика статейки, хотя уж лучше бы, по его собственным словам, он стал водопроводчиком.

Вот он и тратит свободное время на ростовщиков и тащит домой то стереоскоп, воспроизводящий Всемирную выставку 1893 года в Чикаго, то часы с боем, то фарфоровых коней, из пастей которых веером торчат зубочистки. Нам с женой такие вещицы нравятся. Мы поселились у кузена Лэна, когда я вернулся из армии, на время, пока не подыщем себе собственное жилье.

Ловушка для прилагательных нам тоже понравилась. Изяществом она походила, пожалуй, на пожарный гидрант, но была поменьше, из какого-то оловянного сплава. Мы подумали, что перед нами солонка. А то, что это ловушка для прилагательных, выяснилось, когда на следующий день кузен Лэн принялся за очередную статейку.

Получалось у него что-то вроде:

«Ветви сказочного леса, убранные алмазным снегом, хранили похоронное молчание. Ледяная, стальной крепости хватка зимы смирила их зеленый летний шепот. Смолкли серебристые нежные трели бесчисленных птиц, окрашенных во все цвета радуги».

На этом месте он, ясное дело, решил передохнуть. И принялся разглядывать новую «солонку». Перевернул ее в поисках фабричного клейма — и верх оказался в каком-то дюйме от исписанного листа бумаги. Тут он внезапно обнаружил, что текст изменился.

«Ветви леса хранили молчание. Хватка зимы смирила их шепот. Смолкли трели птиц».

Ну что ж, кузен Лэн не дурак и способен оценить толковую правку. Он вернулся к статье, продолжая в своем обычном стиле, но стараясь писать вдвое длиннее, чем заказано. А затем прибегнул к ловушке для прилагательных, водя ею над текстом, как магнитом, не пропуская ни одной строки. И прилагательные вместе с наречиями выдувало со страницы — слышалось лишь слабое шипение, словно пылесос втягивал мусор. Когда дело подошло к концу, получилось ровно столько строк, сколько надо, и это были самые тугие, ясные строки, какие можно себе представить. Впервые в жизни кузену показалось, что его писанина имеет какой-то смысл. Луиза, моя жена, заявила, что ей почти захотелось самой побродить по лесу, но кузен посчитал столь высокую оценку преувеличенной.

С того дня кузен Лэн пользовался ловушкой для прилагательных всякий раз, как садился писать.

Экспериментально он установил, что если держать ловушку в дюйме над бумагой, она всасывает все прилагательные, даже самые многосложные. С расстояния в полтора дюйма она справляется с прилагательными средней длины, а если увеличить дистанцию до двух дюймов, то только с коротенькими — несколько букв, не больше. Тщательно регулируя процесс, кузен добился того, что число его поклонников-читателей стало расти день ото дня. «Нет ничего интереснее, — написала ему одна старушка, — чем то, что печатается рядом с некрологами». По мнению кузена, она имела в виду, что его статьи о природе, публикуемые рядом с извещениями о смертях, читаются увлекательнее, чем любые другие страницы журнала.

Прежде чем опорожнить ловушку для прилагательных, кузен Лэн обязательно дожидается, чтобы мы вернулись домой: нас это очень забавляет. Емкости хватает примерно на неделю — затем кузен отвинчивает крышку и трясет ловушку, как бутылку с кетчупом, опорожняя ее за окно прямо над Второй авеню. Прилагательные и наречия сыплются вниз, на мостовую и тротуар, их подхватывает ветерок, и они дрейфуют над улицей почти невидимым облачком, будто конфетти. Пожалуй, они напоминают азбуку в миниатюре, только буквы связаны в цепочки и вырезаны из тончайшего целлофана. Их и разглядеть-то удается, только если свет падает под определенным углом. К тому же в большинстве своем они бесцветны, хотя иные окрашены в неброские тона. Слово «очень», например, бледно-розовое, прилагательное «пышный» — зелененькое, а «бесспорный» — грязно-серое. А есть одно словечко, к которому кузен прибегает, когда природа внушает ему максимальное отвращение, — оно похоже на ярко-красную целлофановую полоску, за какие тянут, открывая сигаретную --">