Лоис Макмастер Буджолд - Цетаганда

– Итак?..

– Короче, кое-кто сейчас очень прилежно изучает твои отчеты о тайных операциях флота наемников. Этим господам хотелось бы узнать, на что именно пошли определенные крупные суммы. Некоторые из твоих счетов по замене оборудования просто чудовищны – даже с моей точки зрения. А нашим противникам весьма желательно доказать существование систематических растрат. Осуждение тебя военным трибуналом за хищение казенных денег было бы сейчас чертовски некстати – и для твоего отца, и для всей центристской фракции.

– Это зашло настолько далеко?.. – ахнул пораженный Майлз.

– Пока нет. Я твердо намерен все замять. Но для этого мне нужны детали. Я не хочу действовать вслепую, как бывало уже не раз. Я еще не забыл, как из-за тебя провел месяц в моей собственной тюрьме…

Неприятное воспоминание заставило Майлза нахмуриться.

– На этот раз, – продолжал Иллиан, – они действуют через графа Форволка из Казначейства, а он до фанатизма предан императору и к тому же имеет его личную… э-э… поддержку. Под него не подкопаешься. Но боюсь, что достопочтенный граф поддается чужим влияниям. А поскольку он считает себя сторожевым псом, то чем больше от него отбрыкиваются, тем упорнее он цепляется за свои подозрения. С Форволком следует обращаться предельно осторожно, независимо от того, прав он или ошибается.

– Ошибается?.. – выдохнул Майлз.

До него наконец дошло, почему Иллиан пришел в госпиталь сегодня. Да, шефом и вправду руководит не беспокойство о раненом подчиненном. Но задавать свои вопросы сейчас, когда Майлз только очнулся после операции, слаб, накачан лекарствами, возможно, даже плохо соображает…

– Почему бы вам не допросить меня с суперпентоталом, да и делу конец? – огрызнулся он.

– Потому что я знаю о твоей аллергии к подобным препаратам, – невозмутимо ответил Иллиан. – Это очень прискорбно.

– Тогда отчего бы не выкрутить мне руки?

Задетый за живое начальник секретной службы помрачнел.

– У меня была такая мысль. Но потом я решил поручить это хирургам.

– Знаете, Саймон, вы иногда бываете настоящим подонком.

– Знаю. – К Иллиану вернулось хладнокровие. Он ждал и наблюдал. – В этом месяце, пока не кончится свара из-за бюджета, у твоего отца не должно быть скандалов в правительстве. И обвинения в твой адрес надо придушить независимо от того, на чьей стороне правда. Все сказанное в этой комнате останется – должно остаться – между нами. Но я должен знать!

– Вы что, предлагаете мне амнистию?

Голос Майлза превратился в рычание, сердце бешено заколотилось.

Иллиан был невозмутим.

– Если понадобится.

Майлз не мог сжать кулаки – он их даже не чувствовал, – но пальцы ног у него сжались. Он задыхался в мутных волнах ярости. Перед глазами все поплыло.

– Ты… мерзкий… ублюдок! Ты смеешь называть меня вором…

Майлз заметался в кровати, скидывая с себя больничные простыни. Медицинский монитор тревожно запищал. Тяжелые бесполезные руки болтались из стороны в сторону, как неживые.

– Это я крал у Барраяра? Я крал у моих собственных мертвецов?..

Он сбросил ноги и мощным усилием пресса вскочил с кровати. На миг выпрямившись, он резко качнулся вперед и, тут же потеряв равновесие, чуть не грохнулся на пол. Иллиан успел вскочить и поймать его.

– Какого черта, парень?! Что за шутки?

Майлз и сам толком не знал.

– Что вы делаете с моим пациентом? – крикнул, врываясь в палату, бледный военврач. – Он только что перенес серьезную операцию!

Доктор был разозлен и испуган, а вбежавший следом за ним медбрат вообще находился на грани истерики. Он попытался остановить своего начальника и даже схватил его за руку, пролепетав:

– Сэр, это шеф службы безопасности!

– Я знаю, кто он. Но будь он хоть призраком императора Дорки, я не позволю ему заниматься здесь его… работой! – Врач воинственно уставился на Иллиана. – Ваши допросы, или что вы тут затеяли, можете проводить в своих застенках. Я не допущу подобного в госпитале. Этого пациента еще нельзя тревожить!

У Иллиана вид был сначала недоумевающий, потом возмущенный.

– Я не…

Майлз прикинул, не следует ли ему артистично нажать на какие-нибудь нервные окончания и заорать благим матом, но сейчас, к сожалению, ему нечем было нажимать.