Эдмонд Мур Гамильтон - Сквозь Космос (СИ)

волна раскаленного удушающего воздуха.

Вскочив на ноги, я посмотрел назад и остолбенел от представшего моим глазам зрелища. Из недр вулкана, казалось, бил невообразимый фонтан зеленого и багрового пламени - вихрь сверкающих лучей, чья электрическая сила ощущалась даже там, где я стоял, и чей непереносимый жар не давал вздохнуть полной грудью.

Минуту в кратере продолжал бушевать водоворот освобожденной энергии, а затем края жерла и его исполинские стены, обрушились внутрь вулкана, погребая все, что там находилось, под тысячами тонн камней. И я знал, что произошло! Знал!

Уитли одновременно включил и притягивающий, и отталкивающий лучи. И следствием сосредоточения в одном месте всей магнитной мощи Земли стало, в точности как и предрекал Холланд, колоссальное короткое замыкание, испепелившее в кратере все живое, подобно тому, как пламя свечи сжигает мотылька, и расколовшее вулкан, словно какой-то муравейник.

Я вспомнил о записке, которую дал мне Уитли, и, развернув листок, прочел его содержимое в зловещем свете висевшей надо мной красной планеты. Как я и думал, написанное предназначалось не пилоту, а мне.

'Дорогой Аллан, - гласили в спешке нацарапанным слова, - когда ты прочтешь эти строки, меня уже не будет в живых, поскольку я решил раз и навсегда избавиться от этих марсиан способом, который подсказал мне Холланд. Если я не сделаю этого, они однозначно продолжат строить козни против Земли. И чтобы осуществить задуманное, мне и самому придется умереть. Но ты погибать не обязан. Поэтому для твоего же блага я отослал тебя с ложным поручением: узнав правду, ты ни за что не оставил бы меня. Жизнь одного человека - невысокая цена за жизнь целого мира, и я с радостью заплачу ее. У меня нет времени написать больше. Прощай, Аллан!'

Вот, что говорилось в той записке, и, когда я читал ее, по моим щекам бежали слезы. И пока я бежал вниз по склону между высоких темных изваяний, слезы не прекращали течь, и я лишь смутно разглядел сквозь застилавшую глаза пелену белое встревоженное лицо лейтенанта Райдера, выскочившего мне навстречу. Затем на меня опустилось милосердное беспамятство.

ЭПИЛОГ

Сегодня на самом конце моста Золотые ворота возвышается исполинская статуя -худой, приветливого вида мужчина пристально взирает на юг через просторы Тихого океана. Ни один пароход не забывает, проходя через бухту, поприветствовать изваяние пронзительным гудком. А когда мимо скользят могучие лайнеры, на их палубах прекращается веселая трескотня, и на минуту повисает грустная тишина: все с почтением вспоминают человека, чей образ увековечен в статуе.

Одна рука скульптуры воздета к небесам в величественном жесте, будто бы указывая на крошечную крапинку мерцающего в ночи Марса - Марса, который нынче с трудом удается разглядеть. Именно эта рука швырнула красную планету обратно в космос. Швырнула столь далеко, что Марс угодил в поле притяжения Юпитера и теперь, словно луна, кружит вокруг того гигантского мира. И будет кружить так вечно, никогда больше и никоим образом не угрожая нам.

Как раз сегодня я стоял у подножия огромного памятника - свидетельства общемировой признательности, - смотрел вместе с ним на серые воды океана и видел внутренним взором одинокий островок и сокрытый глубоко под ним странный мир. В той огромной пещере и на том затерянном островке трое людей выступили против порождений ада, вознамерившихся угробить Землю. Трое людей! Один из них лежит в удивительном мертвом городе Марсиан - городе, теперь умершем навеки; второй, превратившийся в величайшего героя планеты, покоится под раздробленными обломками Рано-Кау; а я, последний и самый незначительный из всех троих, размышляя и вспоминая, стою в тени статуи моего друга. На острове Пасхи тоже есть статуи. Однако последние представители изваявшей их расы сгинули, погребенные в одной гробнице с тем, кто их уничтожил. Минули долгие-долгие столетия, и наступил год, а за ним - и день, когда эта древняя раса почти победила, почти одержала верх. А затем, в самый последний момент, их труд и сами их дьявольские планы оказались низвергнуты в ничто рукой, и сердцем, и широкой душой одного человека. Но статуи на поросших травой склонах не ведают об этом и продолжают с надеждой взирать морскую даль.

--">