Кир Булычев - Надеюсь, что не ошибся

неудивителен. Ведь русская фантастика отражает наш мир, и жестокость в ней не от выдумывания ситуаций, а именно от отражения тревоги нашей сегодняшней жизни, отвращения перед жизнью вчерашней и ужаса перед тем, что грядет. И я согласен умом с Каплуном, Петровым, Ивановым, Лукьяненко, Пелевиным, когда они рвут на груди тельняшку, стремясь к адекватности сумасшедшего дома. И делают они это в большинстве случаев сильнее и интереснее А. Кабакова, потому что последний всегда остается сценаристом, а молодые фантасты — прозаики.

Углубившись в поток современных повестей, я увидел, как писатели ищут разные пути. Лукьяненко, например, пишет "историю", детектив, игру. И он для меня был бы лишь умеренно интересен, если бы ограничился историей с архипелагом, островки которого связаны длинными, высокими и узкими мостами, на которых мальчишкам каждый день приходится сражаться. К сожалению, Лукьяненко не придумал сильного финала — финал зашуршал, как воздушный шар, из которого медленно выходит воздух. Злюки-пришельцы, в сущности, такие же подростки, не умнее и не сильнее, — будто их придумал Снегов. Но сквозь неровно написанные страницы, сквозь бумажные фигурки героев, которые автору некогда было прописать, проглядывает серьезная мысль о насилии взрослого и жестокого мира, который может кинуть подростка замерзать в грязном окопе, тогда как толстый дядя генерал будет пить водку в теплом штабе.

Кого я еще включил бы в этот отряд выдумщиков? Кто создал необычный мир или ситуацию, которая запала в память или потрясла? Пожалуй, сильнее всех — Виктор Пелевин. Хотя в "Омон-ра" я не все принимаю: не принимаю холодный сарказм — битву при Калке, разыгранную в брежневских декорациях, или танцы обрубков. Мне Пелевин куда милее в "Верволке" — когда он не хочет меня будировать.

"Зеркала" А. Лазарчука показались мне куда более банальными, чем должно было быть, судя по замаху. Пожалуй, это единственная из встретившихся мне в прошлом году повестей, генетически восходящая к Стругацким, хотя еще несколько лет назад шло целое поколение, околдованное силой их таланта. Такие писатели, как В. Рыбаков, и по сей день остаются во многих вещах в пределах мироощущения Стругацких. Впрочем, и сама история, придуманная Лазарчуком, не очень интересна — Они проникают, Мы отражаем. А зеркала эти давно уже заполнили американскую страну Фэнтези.

А вот "Пока стоит лес" С. Иванова, в том же очень сильном петербургском сборнике с ужасной суперобложкой и страшным названием "Аманжол", при генетических связях некоторых ситуаций с миром Учителей (Стругацких) кажется мне повестью неуправляемой. Впрочем, здесь больше Горди Диксона в черном варианте и, к сожалению, без чувства юмора, которое должно бы окутывать подобные мускулистые игры флером улыбки.

Есть и другое направление в молодой волне (которая, конечно же, никакая не волна, а многообразие талантливых молодых людей), характеризуется оно определенным презрением к анекдоту, к истории, за счет роста интеллектуальных элементов. У этих авторов господствует мысль, а так как она без сюжета недостаточно выразительна, то возникают эксперименты с языком или образным строем. Яркий пример тому А. Хуснутдинов, который, на мой взгляд, порой начинает игнорировать читателя — если читатель захочет, пускай сам идет со мной в ногу! Иначе ту же проблему решил А. Чуманов в "Обезьяньем острове". Сам ход прост, и элемент улыбки налицо. Но Боже мой, как хочется попросить автора не быть многоречивым! Когда читаешь добротно написанный, умный "Обезьяний остров", начинаешь обижаться на автора — ведь я уже пришел к выводам, к которым меня направлял Чуманов, а герои все еще их обсуждают, сидя по деревьям.

Наконец, появилось и третье направление в молодой фантастике — чистой воды американский кибер-панк о почти сегодняшнем мире, где человек так или иначе сливается с компьютером или миром, им олицетворяемым. Но эти повести — и наверняка у них есть горячие поклонники, как в Америке у Гибсона, который умудрился получить все мыслимые премии — пока редко становятся событиями художественной литературы. Правда, повесть Пелевина "Принц Госплана" завораживает движением человека сквозь мир, ирреальность которого не более сомнительна, чем ирреальность нашего мира. А вот киберпанковая повесть А. Тюрина и А. Щеголева "Сеть" становится на какой-то странице скучна, потому что авторы сами попадают в сети игры…

Я рад, что потратил дни, --">