Евгений Львович Войскунский , Исай Борисович Лукодьянов - Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

слабый, но это был запах однорогого, идущего к воде. Запах навоза, приставшего к шкуре, и запах шкуры, и запах свежерастоптанной травы. Потом дерево чуть–чуть задрожало. Деревья всегда дрожат, когда приближается однорогий или Самый Большой.

Он спустился на нижний сук и замер, подняв тяжелое копье обеими руками. Теперь шевелиться было нельзя.

Послышались шорох, треск, тяжелый топот. Много ног. Значит, впереди однорогого бежит детеныш, его шаги чаще и легче. Большого однорогого проткнуть копьем трудно, очень крепкая шкура. Тут нужно много людей. Хорошо, что идет детеныш, у него шкура не такая крепкая. Правда, мяса у него не так много, но все–таки люди будут сыты.

Уже стемнело, но он увидел, как детеныш появился на тропе. Он крутил головой, похрюкивал — видно, разговаривал с матерью, которая шла позади.

Охотник поднял копье еше выше. Теперь он стоял на ветке спиной к стволу дерева. Он весь напрягся и смотрел вниз. Надо не промахнуться. Вот под ним голова детеныша, короткая шея. Теперь! И охотник, издав гортанный крик, всей силой рук и своей тяжести ударил копьем в бурую тушу. Не выпуская копья, он сорвался с дерева, не удержался на ногах и упал на колено рядом с рухнувшим детенышем. Вскочил и кинулся к дереву, чтобы снова влезть на него и спастись от злобы однорогой самки, но опоздал: самка, нагнув голову, выставив рог, уже неслась на него с глухим ревом. Тогда он побежал, петляя между деревьями, потому что однорогие хотя и быстро бегают, но не умеют быстро поворачиваться. Он знал, что сможет убежать, и хотел заманить самку туда, ближе к стойбищу, где охотники вырыли на звериной тропе яму и прикрыли ее ветками. Однорогая самка зла, дороги не разбирает. Если он наведет ее на яму, будет очень много мяса.

Он издал охотничий крик, чтобы люди услышали и поняли, что он ведет за собой однорогую. И они ответили криками, и все было хорошо. Но тут где–то поблизости раздался рев Длиннозубого. Охотник в страхе свернул в сторону. Он бежал в темноте, слыша за собой дыхание и топот однорогой, и понял, что сбился с дороги. А Длиннозубый теперь рычал так, как он это делает, разрывая добычу. Наверное, он нашел маленького однорогого, которого охотник проткнул копьем. Плохо. Опять у людей не будет мяса.

Он бежал, а впереди стало светлее, просветы между деревьями увеличивались. И он испугался еще больше: однорогая гнала его из Леса. Впереди была Большая трава, куда люди боялись выходить, где нет никакого укрытия. Он попробовал свернуть, но на открытом месте однорогая бежала быстрее и не давала свернуть. Она была очень злая. Ведь он убил ее детеныша, а все самки от этого становятся бешеными. Вон когда одного из сыновей Кха чешуйчатый утащил в воду, как она кидалась на всех с острым камнем…

В Лесу не приходилось бежать так долго. Он очень устал. Пот заливал глаза, стекал по груди и спине. Это было плохо — ведь от пота запах становится еще сильнее и дразнит зверя. Но хуже всего было то, что вокруг пусто, только трава, и светло от луны, и негде укрыться.

Он понял, что пропал. Но тут он увидел с левой руки большое дерево, одно среди Большой травы, и побежал к нему. Надо было оторваться от однорогой, чтобы она не успела ударить его, когда он начнет лезть на дерево. Он бежал из последних сил по траве и, добежав, подпрыгнул, ухватился за нижний сук, подтянулся и полез выше. Однорогая била рогом дерево и ревела, но дерево было хорошее, толстое. Теперь охотник не боялся зверя. Он уселся на сук, свесив ноги, оперся спиной. В груди было плохо. Там все стучало, но потом прошло, потому что он перестал бежать.

Однорогая металась внизу, а потом ушла. Он видел сквозь листья удаляющуюся темную тушу, он все хорошо видел, потому что от луны было светло, как от солнца. В Лесу не бывает так светло от луны.

Лес, куда уходила однорогая, был недалеко. Надо еще подождать, а потом побежать в Лес. Здесь очень пусто, в Большой траве. И запахи здесь не такие, как в Лесу. И ветер сильнее. Здесь ничто не задерживает ветер.

Охотник поднялся еще выше и посмотрел на небо. И ему опять стало страшно, теперь не от зверя, а от неба. Оно было очень большое, он такого никогда не видел. Через все небо шла светлая полоса — наверное, тоже текучая вода. И много–много огоньков. С лесных полян так много не видно. Огоньки собирались стаями — в одном месте меньше, в другом больше. У остромордых, когда они смотрят ночью из чащи, вот такие же глаза. А может, это какие–то звери смотрят на него, --">