Андрей Рябцев - Как стать орангутангом

говорю о том, что лично мне придется отчитываться за смерть орангутанга, покупка которого обошлась нам в кругленькую сумму в валюте. Единственный человек, способный спасти положение — это ты.

— Вы мне льстите.

— Ничуть. Во-первых, Петров, вы единственный подходите по внешности. Во-вторых, вы лучше всех знаете их повадки.

— Чьи повадки, — посетителей?

— Орангутангов. В-третьих — вы член художественной самодеятельности.

И в-четвертых, на вырученные деньги мы можем улучшить питание животных…

— Из вашей бухгалтерии.

— Я обещаю, что этого больше не повторится. Я им покажу.

— Что, шеф? Багажник своей «волги»?

Шеф покрылся пятнами.

— У вас аллергия на апельсины, шеф.

— Я тоже примат и люблю апельсины.

— Пообещайте, что больше не будете.

— Я больше не буду.

— Больше чего не будете? — вкрадчиво спросил я.

— Больше чем полкилограмма апельсинов увозить в багажнике.

— Угу, а под сиденьем, значит, можно?

Шеф потупился:

— Нельзя.

— Подумайте над своим поведением, шеф.

— Подумаю. Значит договорились?

— О чем?

— Я оформляю тебя вроде бы как в командировку. Двойной оклад плюс питание.

— Такое питание не в счет.

— Я его улучшу.

— Всем животным.

— Значит договорились?

— У меня будут еще дополнительные условия.

— Ладно, обговорим позже.

— Одно — сейчас. Обещайте мне, что после кощунственного акта снятия шкуры, все, что от Бенни останется вы похороните в сосновом бору за городом.

— Может еще в ботаническом саду под пальмами, чтобы они напоминали ему родину?

— Не будьте циником, шеф, мы не так далеко от него ушли.

Во всяком случае, он с нас шкуру не сдирал.

Я вышел из кабинета, притворив за собой дверь. Секретарша сидела за столом и хлопала длиннющими ресницами. Под столом лежали красные туфли, на которые она опустила чтобы отдохнуть свои воистину великолепные ноги. Окинув меня надменным взглядом секретарша углубилась в бумаги.

Я терпеть не могу, когда вот так задаются.

Я небрежно забрал со стола свои стеклянные глаза, гипсовый нос из музея и мужественную нижнюю челюсть, найденную мною в археологической экспедиции. Я немного покопался в своей сумке и, озадаченно окинув взглядом комнату, вежливо сквозь зубы спросил:

— Вы где-нибудь здесь мою кобру не видели?

Ее равнодушие как рукой сняло.

В мгновение ока девушка оказалась на столе, демонстрируя розовые кружевные трусики и дико визжа.

Не может она поддерживать светские беседы.

— В чем дело, Марина? — возник в дверях шеф.

— Змея! — пискнула Марина, озираясь по сторонам.

— Петров?

— Галлюцинации, — пояснил я, разглядывая ее колготки телесного цвета. — Типичный случай белой горячки. «Скорую» вызывать?

— Н-да, — согласился шеф, глядя туда же, куда и я. Но «скорую» вызывать не стал. — Слезайте со стола и оформляйте Петрова в командировку. В Южную Африку.

Шеф хлопнул обшитой кожей дверью.

Секретарша спорхнула со стола.

— Идиот. — Потом ее ресницы дрогнули и она вдруг уставилась на меня, будто я был розовым австралийским кенгуру.

— Зачем вы едете в Африку, Петров?

— Ловить для зоопарка тигров.

— Они там не водятся.

— Тогда львов, — я подфутболил ее туфлю в другой угол комнаты.

— Придурок, — она обиженно надула губы.

Я поднял туфельку с пола и с любопытством ее рассматривал.

— Саламандра?

Марина прямо босиком, если не считать французских колготок, кинулась ее отбирать.

— Петрофф… — с придыханием выговорила она, глазами пытаясь измерить глубину моих зрачков, а руками — дотянуться до туфли, — А как там насчет настоящей французской косметики?

Я усадил ее на стол, чтобы рассмотреть приятный контраст очень длинных ног с очень короткой юбкой. Как натуралист, я не мог пройти мимо такого наблюдения. — Тебе так не холодно?

— Ты туда на самолете? — уже деловито осведомилась Марина.

— Я бы предпочел субмарину.

— Подводную лодку, что ли?

— Это смотря как перевести. «Суб» — по латыни — «под», а «Марина» — в переводе с греческого — «море». Я бы предпочел перевести первую половину, а вторую оставить как есть.

— Пошляк! — она отобрала туфлю. — Может быть кто-то и окажется, но только не ты. У женщины надо сначала завоевать сердце, а уже потом все остальное.

— Было бы что отвоевывать. — отпарировал я. — Все, что в тебе есть, — это только секс и --">