Михаил Александрович Шабалин - Ведьмак Антон

них, «войти», как говорил сам Антон, то в какой-то момент возникал шорох листьев, если Антон написал, например, рощу, пели птицы. Или плескала вода. Если Антон писал девушку, то смотревшему слышались слова любви.

Антон лежал, прислушиваясь к своему телу. Пульсировала кровь в висках. С каким-то странным, лишним звуком стучало сердце. И вместе с тем — ощущение какой-то странной легкости. Это чувство возникало у Антона от лунного света. Оно было похоже на ощущение солнечного света. Только лунный, в отличие от солнечного, не припечатывал, а наоборот, придавал легкость. Как хорошо было бы сейчас встать, зажечь на кухне свет, достать этюдник и сесть за незаконченную картину. Но проснется тетка, станет ходить и едва слышно ворчать: «Опять малевать сел… Одно токо и знат, что малевать…» Для тетки Антон не был ни мужиком, ни кормильцем. Так, тень лишь одна от мужика. Ее можно было понять. Всеми шестьюдесятью годами вольной деревенской жизни, всем смыслом своего существования отрицала она нищенское городское прозябание, бессмысленное и бездеятельное. И муж племянницы представлялся ей одним из тех мужиков, которых в деревне называют «малахольными» — с развали-двором, с огородом, поросшим бурьяном, с вечно ни до чего не доходящими руками.

Вновь навалились мысли 6 работе, и сердце затравленно трепыхнулось в тесной грудной клетке. Закрутил головой Антон, прогоняя муторные мысли. Даже замычал слегка, чтобы отпугнуть их звуком голоса. Ничего не помогало. Тогда он встал, подошел к окну и отодвинул занавеску.

Над бетонным царством висела ослепительно-белая луна. С высоты двенадцатого этажа, словно на черно-белой фотографии, видны были подстриженные газоны, белые бетонные дороги, машины, оставленные на ночь у подъездов. Чужой черно-белый мир спал. Ни одно окно не светилось. Ощущение одиночества захлестнуло Антона. Он вспомнил чувство полета, оставшееся от последнего сна. «Взлететь бы — подумал он. — Прямо сейчас. Взмыть бы над всем этим спящим миром. Как бы он летел, впиваясь в воздух, растворяясь в нем!»

Желание взлететь, освободиться стало так нестерпимо, а весь смутно ощущаемый им протест против жизни, которой он жил, стал так неистов, что по спине Антона пошел холод, а тело свело судорогой. И вдруг… внутри у него что-то сломалось. Хрустнуло. Где-то в груди, где ощущался холод. Дыхание у Антона перехватило, когда он понял, что повис в воздухе.

Не помня себя от ужаса, Антон добежал до постели и зарылся лицом в подушку. Зубы у него лязгали, и все тело содрогалось крупной дрожью.

— Показалось? Конечно, показалось! — бормотал он, успокаивая себя. Но паническая мысль обожгла лоб и стянула кожу на голове.

— Вот оно! Сошел-таки… Сошел с ума! Конечно же, так оно и бывает, когда люди сходят с ума.

Самое ужасное было в том, что проверить одному это было невозможно. Антон потряс жену за плечо. Клавдия замычала, но не проснулась. Она всегда крепко спала. И в полнолуние, и в другие дни. И по утрам не слышала будильника. Мало-помалу Антон успокоился.

«Во-первых, — думал он, — мне могло показаться. Даже скорее всего, это так. Но даже если это не так, то ведь кем-то придумано слово: „левитация“. Мало ли чудес на свете! Биополе, телекинез там всяческий… Подумаешь… Он просто открыл в себе одну из массовых способностей. Никакое это не сумасшествие.» Ему захотелось даже повторить необыкновенное ощущение. Антон осторожно глянул на полыхающий лунный диск, занимавший пол-окна. Тихий бес, сидящий где-то в глубине сознания, толкал в ребро: «Ну, давай! Еще раз… Ну!» Стиснув челюсти, чтобы не стучать зубами, Антон начал:

— Взлететь бы…

Неведомая сила заполнила каждую клетку его тела. Точнее, это была необыкновенная легкость. Отпустив простыню, Антон сложил руки на груди и еще раз повторил про себя, словно заклинание, мысленную формулу, ярко представив себе, как он становится невесом и парит над миром. Простыня, прижатая женой, поползла в сторону, и Антона вынесло на середину комнаты. Тихо подвывая, окостенев от напряжения, Антон лежал в воздухе, неподалеку от люстры.

В голову ему пришла мысль, что все происходящее — чудовищная нелепица! Бред…

Хотя у него и не было хвоста, который, как известно, помогает кошкам обрести устойчивость во время падения, из положения он выкрутился. В буквальном смысле слова. Прежде, чем понял, что падает, сумел, извернувшись, выбросить руки. Но шум получился немалый.

Вскрикнув, проснулась --">