Юрий Александрович Никитин - Человек, изменивший мир

человечество сможет встретиться в бесконечности времен и пространств. Ведь речь-то идет не о том, что нельзя навязывать силой свой образ жизни, — это бесспорно. Но говорят о невмешательстве наукой, просвещением, примером — о невмешательстве даже в тех случаях, когда гуманность требует именно вмешательства!

Кстати сказать, у Юрия Никитина эта концепция разлетается в пух и в прах в отличном рассказе «Бесконечная дорога». Здесь космолетчик Роман в сверхдальнем космическом поиске сталкивается с мудрой, но крайне одряхлевшей цивилизацией; представитель ее, старый «дикситянин», будит в Романе такое интеллектуальное и физическое могущество, которого человек в себе даже не подозревал, и уныло поясняет:

— …Я только немного расшевелил несколько бездействующих узлов в твоем мозгу. Там были еще некоторые застывшие центры, но я не понял их назначения. Видимо, природа предназначила вас, людей, для каких-то особо важных дел.

— Да, — Роман расправил широкие плечи, — мы покорим все пространство, мы достигнем самых дальних галактик…

— Я сказал «для особо важных дел», — слабо возразил старик, — а пространство вы и так покорите.

Неясное и в то же время всепроникающее, мощное предчувствие величайшей миссии человечества во Вселенной — вот что чуют в воздухе современности смелые мечтатели, и об этом рассказ Никитина. Какое уж тут невмешательство, если сама сущность познания, поиска, преобразования — это бесконечное вмешательство Разума!

Очень жаль, что именно в произведениях о будущем некоторые авторы забывают о человековедческой сущности литературы. Возникают люди-тени, персонажи-символы, герои-«олицетворения» и т. п. По-видимому, Юрий Никитин ведет сознательную полемику с фантастикой такого рода, когда вводит в свои рассказы человека подчеркнуто сегодняшнего; утрируя, сгущая краски, преувеличивая, он, однако же, отстаивает истину: пишете ли вы о прошлом, пытаетесь ли изобразить будущее, для изучения вам дан только ваш современник. И вот у Никитина появляется рабочий паренек, который видит мир в кривом зеркале собственной лени, наигранного цинизма («Однажды вечером»). Он совершает глупости лишь потому, что не имел случая задуматься об истинных ценностях жизни; немного фантастики — чуть-чуть! — и мир открывает перед ним свою истинную сущность. Собственно, эти рассказы трудно и назвать фантастическими, настолько точен в них уличный жаргон сегодняшних балбесов, настолько выразительно непривлекательны их персонажи… И все-таки они оптимистичны: мы люди, и нам жить с людьми.

Никитин ступает куда дальше такой вот заземленности. Он понимает, что дело серьезнее: речь идет о похожести, вернее, единстве и преемственности человеческой породы, о единстве и преемственности рационального и чувственного начал. О попытке спроецировать эмоциональный строй современника в бесконечность будущего.

Многие авторы увлекаются подчеркиванием непохожести людей будущего на нас, грешных. А кое-кто из маститых утверждает, что эта вот непохожесть и есть критерий удачи или неудачи фантаста. И вот в одном произведении изображается, как двое влюбленных через несколько веков объясняются в любви. Она сказала: «Я хочу быть твоим другом». И все. И они стали супругами. Никаких мучений и терзаний, никаких бессонных ночей, не говоря уж о луне и утренней росе. Вот так будут любить наши потомки?!

Эта удивительная убежденность в том, что в будущем «рацио» беспременно будет раздуваться за счет «эмоцио», постепенно становиться аксиомой.

Но ведь как все это безосновательно! Мы, социалистическое общество, освобождаем человека от тех его качеств и черт, которые являются следствием многовекового приспособления к позорным и унизительным социальным условиям эксплуататорских формаций. Но ведь никто не замахивается на качества, которые делают человека собственно человеком, — напротив, мы создаем безбрежный простор для их развития. И среди этих качеств не последнее — гармония интеллекта и чувств. В ней, в этой гармонии, в этом единстве — родник человеческой любознательности и целеустремленности, жертвенности и героизма, способность бескорыстно любить и свято ненавидеть, желать, жаждать, отрицать и утверждать. Благодаря этой гармонии и эмоциональной преемственности мы сегодня и умом, и всем сердцем принимаем и понимаем Гомера, Шекспира, Шевченко, а потомки наши — мы верим — поймут и почувствуют нас.

Есть --">