Виталий Забирко - Дикая тварь из дикого леса

Натипак создал фантом торпедоносца, вспух раскалённый шар плазмы.

Натипак впился взглядом в экран. У него был один шанс уцелеть и победить. Один — на миллион. И упускать его Натипак не собирался.

Катер хомов опустился ниже, затем зашёл со стороны солнца и стал приближаться к месту своего лазерного удара. Чтобы определить, действительно ли он уничтожил торпедоносец омохов, или же атаковал фантом, ему предстояло на секунду отключить поле защиты. Это мгновение и было шансом Натипака.

И он его не упустил. Звериным чутьём хищника, затаившегося в засаде, Натипак предугадал начало торможения минного заградителя хомов и отдал приказ об атаке.

Дуплет веерных зарядов достиг минного заградителя как раз в момент снятия защитного поля, и броня катера брызнула в стороны перьями подбитой птицы. А затем в борт минного заградителя врезалась торпеда, и очередной взрыв потряс Дикий Лес планеты.

Больше всех не повезло Радисту. Его катапульту заклинило, и тело Радиста, аннигилировав вместе с катером, нуклонным паром вознеслось в стратосферу.

Вторым по невезению оказался Механик. Лишь мгновение промедлил он с катапультированием, и плазма взрыва запекла его в спасательной капсуле, как утку в глине. Но его обгоревший труп достиг земли.

Третьим в списке невезучих шёл Капитан. Его капсулу выстрелило вертикально вниз, она врезалась в ствол дерева и раскололась. И Капитан, ломая ветви, канул с огромной высоты в сумрак Дикого Леса. С пробитой головой и переломанными ногами. Но остался жив.

Стрелок и Пилот приземлились нормально.

…И привиделись ему заболоченные джунгли в дельте Насси на Душной Малаге, с рыжим едким туманом, разъедающим кислородные маски, с бурлящими топями, изрыгающими этот туман, с огромными деревьями, ломающиеся с оглушительным треском от топота ногокрыла, с диким хохотом аррианской совы. Привиделись гнёзда ногокрыла, сплетённые из живых, смрадно дышащих спитар, облепленных анабиозной глиной, и сами птенцы, жёлтые и пушистые, скулящие и царапающиеся. Привычным движением он скручивал их длинные мохнатые шеи, обрывал крылья, пух и поедал птенцов прямо у гнезда, не отходя, не потроша, просто сырыми. Он ел их, не насыщался, и снова искал светящиеся гнёзда в гнилых, булькающих болотах, а где-то совсем рядом стонал и метался, круша деревья, обездоленный, убитый горем ногокрыл, а за сетью лиан, за дымкой слоистого, шевелящегося тумана, прятались, смотрели на него жуткими зрачками пульсаторов благовоспитанные егеря из «Лиги защиты возможно разумных животных»…

Капитан очнулся и увидел, что лежит ничком, уткнувшись лицом в ворох влажной, гниющей листвы. В юности, пока его не призвали в республиканские легионы, он действительно браконьерствовал в проклятых парных болотах Душной Малаги и загребал валюту лопатой — взбесившиеся с жиру нувориши Республиканского Союза платили несусветные деньги за тушку свежего, молочного птенца ногокрыла, чтобы отведать экзотического блюда, дарующего по поверью здоровье и долголетие. Но всё это давно прошло, кануло в Лету, после того дня — Судного дня! — когда им всё же не повезло, и они нарвались на засаду. В лицо полыхнула раскалённая молния интегратора, и Траппер, старый Траппер, его напарник, с чёрной, обугленной дырой посреди лба плюхнулся в жёлтую зловонную жижу. И она, удовлетворённо чавкнув, заурчала… Егеря потом долго искали тело, слышно было, как они тяжело бухают сапогами где-то рядом, у самого схрона, глухо переговариваются, матерятся, а он, затаив дыхание, зажав клапан респиратора, чтобы тот не хрипел, лежал, зарывшись в гниющий ил, скрючившись между корягами, и старался не обращать внимания на точивших кожу пиявкочервей…

Превозмогая слабость, Капитан с трудом перевернулся на бок. Боль в сломанных ногах на мгновение помутила рассудок, но сознания он не потерял. В сумраке леса царили глухая тишина и мёртвая неподвижность. Сладким дурманом тлена кружила голову прелая листва; влажные испарения почвы, конденсируясь где-то вверху под пологом леса, срывались на лицо мелкими, почти неощутимыми, тёплыми каплями безвкусных слёз. Сумрак съел глубину леса, и Капитан видел только фиолетовую мглу, да ближайший ствол огромного дерева, хищной пятернёй заскорузлых корней впившегося в почву. Статичность мглы, густой вязкий воздух и монотонный, почти неслышный шорох капели предсмертной тоской гипнотизировали Капитана. Взгляд его остекленел, и он --">