Яна Юрьевна Дубинянская - Проект «Миссури»

отсвечивали.

— Влад, — присоединился пацан слева, худой, в очках и при костюме.

Мы потрясли друг другу руки. Пораженческая мелодия гимна отстонала свое, и к микрофону подошел ректор института. Он уже обращался с речью перед экзаменами ко всей толпе абитуры, и я примерно представлял, что он скажет.

— Студенты! Сегодня перед вами открылись двери самого демократичного и в то же время самого элитарного из вузов нашей страны — МИИСУРО…

Он сделал паузу, чтобы мы прониклись. И мы прониклись.

— Прикольно звучит, — шепнул Георгий. — Что-то японское, вроде как имя самурая… Миисуро-сан.

— Лучше б ударение на последний слог, — отозвался Влад. — Смотри, если по аналогии: НИИЧАВО, например. Стругацких читал?

— Ректор, наверное, лучше знает, — предположил я.

Но про себя решил, что с этим Владом будет про что поговорить. А Гера мне вообще сразу понравился. Когда человек приходит на торжественную линейку в драных джинсах, это уже что-то.

— …Через каких-нибудь пятнадцать-двадцать лет именно вы, наши выпускники, будете определять, куда двигаться государству и обществу. Именно на вас ляжет великая ответственность за судьбы…

Если честно, я еще во время первой ректорской речи удивился, что он несет такое пронафталиненное гониво. Во всех теле— и радиопередачах о МИИСУРО рассказывали совсем по-другому: захватывающе, современно. Так, что и вправду хотелось в зубах притащить сюда аттестат. А тогда, на абитуриентском собрании, даже подумалось: туда ли я вообще попал?

— Ты сам откуда, Гэндальф? — спросил Гера. Ему тоже было неинтересно.

— Из Мареевки, — сознался я. И, как всегда, уточнил: — Это не деревня, это город.

— Будешь в общаге жить?

— Ага.

— Я тоже. Я из Александровки Приреченского района. Это деревня.

Первым заржал Влад— мы с Геркой уже вслед за ним. Ржали мы шепотом, интеллигентно, можно сказать, — но какие-то барышни из первого ряда обернулись и зашикали. У обеих были скучные физиономии отличниц; н-да, а на экзаменах, помнится, попадались прикольные девчонки. Увы, плоды противоестественного отбора. Я невольно опустил глаза: вправо и влево уходил частокол из разнообразных ног, и кое-где виднелись ножки что надо — правда, фрагментарно. Ничего, разберемся.

Герка и Влад смотрели на меня и продолжали хохотать уже абсолютно беззвучно, как два Кожаных Чулка.

— А я местный, — сказал Влад. — Столичная штучка.

Одна из отличниц снова обернулась в гневе — или, может, горя желанием познакомиться со столичной штучкой, — но в этот момент ректор поставил в своей речи жизнеутверждающую точку, и со всех сторон раздались аплодисменты. Я тоже пару раз приложил ладонью об ладонь. И тут же наша ровная шеренга зашевелилась и в один момент превратилась в бесформенную толпу, где мгновенно сгинули и Влад, и Герка.

Народ бодро двинулся в сторону корпуса, по архитектуре похожего на футурологические навороты фантастов времен застоя; раньше, я слышал, здесь располагалось нечто марксистско-ленинское, так что без высшего смысла явно не обошлось. Хотя лично мне нравилось. Особенно полупрозрачный шар, выпирающий боками на месте второго этажа. Как я понял, в шаре помещалась столовая, но зайти внутрь пока не выпало случая: кто ж станет кормить орду голодных абитуриентов?

В вестибюле случилось небольшое столпотворение: все стремились побыстрее отыскать свои фамилии в списках групп с номерами аудиторий. Ну, к толпам я уже привык во время вступительных экзаменов; но это было не совсем то. Тогда массы народу вокруг составляли что-то вроде войска, которое надо расшвырять по сторонам, — а теперь изволь научиться узнавать их всех в лицо, запомнить по именам и прожить среди них ни много ни мало пять лет.

Короче, мрак; не знаю, может, вы и не поймете… Мареевка — город. Но очень маленький.

Меня записали в группу номер шесть. В аудитории нас набралось человек двадцать — и, конечно, ни одной знакомой физиономии. То есть ни Георгия, ни Влада. Ни даже той стриженой девчонки, которая точно поступила, раз я уже тогда не был ей конкурентом.

Я собирался сесть в третьем ряду, чтобы не слишком отсвечивать, но, разглядывая народ, прозевал все хорошие места и оказался под самой кафедрой. По левую руку поместилась пухленькая барышня в прозрачной кофточке, очень даже ничего. Повернулась ко мне и состроила глазки. Я совсем было взбодрился, но вовремя догадался проверить правый фланг.

Ну-ну; там возвышалось нечто лощеное, --">