Александр Романович Беляев - Человек-амфибия / первоначальный, журнальный вариант романа

зорко оглядел гладь океана. Она была по-прежнему недвижна и пустынна. Ни судового фонаря, ни плеска весел или рук пловца.

Тишина.

Бальтазар толкнул ногой лежавшего на полу индейца и, когда тот поднялся, тихо сказал:

— Кричит. Это, наверно, он…

— Я не слышу, — так же тихо ответил индеец гуарона^[4], привстав на коленях и прислушиваясь.

И вдруг тишина вновь была разорвана звуком трубы и криком:

— А-à!

Гуарона, услышав этот звук, пригнулся, как под ударом бича.

— Да, это, наверно, он, — сказал гуарона, лязгая от страха зубами.

Проснулись и другие ловцы. Они сползлись к освещенному фонарем месту на палубе, как бы укрываясь в лучах света от страшного наваждения ночи, и сидели, прижавшись друг к другу, как испуганные дети, напряженно прислушиваясь. Звук трубы и голос послышались еще раз вдалеке и замолкли…

— Это он…

— Морской дьявол! — шептали рыбаки.

— Мы не можем оставаться здесь больше!

— Это страшнее акулы!

— Позвать сюда хозяина!

— Дон-Педро, сюда!

Послышалось шлепанье босых ног. На палубу вышел хозяин, Педро Зурита. Он был без рубашки, в одних холщевых штанах; на широком кожаном поясе висела кобура револьвера. Зурита подошел к группе людей. Фонарь осветил его заспанное, бронзовое от загара лицо, густые, вьющиеся волосы, падавшие прядями на лоб, черные брови, приподнятые кверху усы и небольшую бородку с проседью.

— Что случилось?

Его грубоватый, спокойный голос и уверенные движения успокоили индейцев.

Они вдруг заговорили все сразу.

Бальтазар поднял руку, делая знак, чтобы они замолчали, и сказал.

— Мы слышали голос его… морского дьявола.

— Померещилось! — ответил Педро сонно, опустив голову на грудь.

— Нет, не померещилось, мы все слышали «а-à!» и звук трубы, — вновь закричали ловцы.

Бальтазар заставил их замолчать тем же движением руки и продолжал:

— Я сам слышал «а-à!». Пароход так не кричит и человек так не кричит. Только он так кричит… Надо уйти в другое место. Подальше отсюда, и еще дальше. Аракуана и гуарона не будут ловить здесь. Никто не будет. Акулу можно убить и пила-рыбу можно убить, а «морского дьявола» нож не берет. Он схватит человека и утащит на дно.

— Бабьи сказки, — так же вяло ответил Педро Зурита.

Ему не хотелось перегружать с берега на шхуну еще не перегнившие, зловонные раковины и переходить на другое место. Однако ему не удалось уговорить индейцев. Они волновались, кричали, размахивали руками и утверждали, что завтра же съедут на берег и пешком отправятся в Буэнос-Айрес, если «Медуза» не снимется с якоря.

— Каррамба!^[5] — закричал Зурита. — Трусы! Чтобы вас акула разорвала на тысячу частей, грязные аракуанские и гуаронские собаки! Вам не жемчуг ловить, а лягушек в болоте. Чорт^[6] бы побрал этого морского дьявола вместе с вами!.. Мы поднимем якорь на рассвете. — И, продолжая ворчать, капитан ушел к себе в каюту.

Ему уже не хотелось спать. Он зажег лампу, закурил сигару и начал ходить из угла в угол по небольшой каюте. Он думал о том непонятном существе, которое с некоторых пор появилось в здешних водах, наводя панику на рыбаков и прибрежных жителей.

Что это за загадочное существо, о котором опасливо, шопотом говорили моряки в темные ночи, как бы опасаясь, что он подслушает их? Об этом призрачном чудовище, которого никто не видал, но которое неоднократно напоминало о себе, уже слагались легенды.

Ловцы жемчуга были убеждены, что неведомое чудовище — морской дьявол, властелин подводного царства, охраняющий сокровища моря от хищников-людей.

Забитые вечной нуждой угнетаемые испанцами — собственниками земли, индейцы верили, что «он» — морской бог, выходящий из глубин океана, чтобы восстановить на земле поруганную справедливость.

Наконец, католические священники уверяли суеверных испанцев, что это — морской дьявол, который обнаглел и начал «пошаливать» потому, что люди забывают святую католическую церковь…

Все эти слухи, передаваемые из уст в уста, достигли Буэнос-Айреса. «Морской дьявол» кормил несколько недель хроникеров и фельетонистов бульварных газет, поставлявших сенсационные сведения о похождениях «дьявола». Ему приписывалось потопление шхуны и рыбачьих судов, погибших при неизвестных обстоятельствах, порчу рыбачьих сетей и многое другое. Но за неизвестным существом числились и добродетельные поступки: --">