Джек Макдевит - Хранить обещания

думать, Фернандо Кортес озирал накануне отплытия Атлантический океан.) Солнце ярко освещает флаг на скафандре Мардж, камера понемногу подъезжает ближе, а голос Германа Селмы торжественно возносит хвалу человеку, разрывающему свою пуповину. Текст, естественно, сочинила Кэти.

Сужать представления о неземном до границ человеческого понимания — таков был ее основной подход. А в репортаже, который потом признали лучшим, она и вовсе обошлась без слов: фотография двух человек, мужчины и женщины, стоящих около огромной ледяной скалы на Европе и освещенных сиянием трех лун, произвела сенсацию.

— Кэти, — сказал Лэндолфи, по-прежнему не открывая глаз, — я не хочу тебя обижать, но скажи: тебе-то какая разница? Когда мы вернемся домой, ты напишешь книгу, станешь известной, будешь признана лучшей журналисткой. А Программа эта... тебе действительно небезразлично, что станет с ней ну, скажем, лет через двадцать?

Он бил в больное место: Кэти ни от кого не скрывала, что, невзирая на то, чем завершится наш полет, намерена получить Пулитцеровскую премию. Более того, она пыталась скрыть свое отношение к людям, добровольно подвергшим себя многолетнему заточению ради «собирания камешков», но за три года, проведенных в крошечных скорлупках кораблей, мы достаточно хорошо узнали друг друга.

— Да, — ответила Кэти, — разницы мне действительно никакой. Потому что через двадцать лет Программы просто не будет! — Она испытующе оглядела нас — изучить эффект, произведенный ее словами, — и, увидев саркастическую усмешку Айсмингера, продолжила:

— Наша экспедиция обошлась в кругленькую сумму, а ради чего?

Думаете, налогоплательщиков интересует погода на Юпитере? Что мы увидели — камушки да облака газа? Это все игрушки для яйцеголовых!

Катрин говорила бесстрастно и несколько снисходительно, не переставая при этом мило улыбаться. К концу ее речи в глазах Виктора загорелся огонек скрытой ненависти. Я сел и задумался. Таких слов о Вселенной мне слышать еще не доводилось: ее называли «огромной», «чарующей», «бесстрастной» и даже «ужасной». Но «скучной» — никогда.

В итоге Виктор все-таки сдался и прочел текст — только чтобы от него наконец отвязались. Кэти была в восторге и три дня возилась с кассетами, не переставая на все лады расхваливать (естественно, не без злого умысла) «чудесный голос диктора». 24-го утром она передала свой репортаж на борт «Зеленой ласточки», а оттуда его ретранслировали в Хьюстон.

— Это станет гвоздем вечерней программы! — гордо заявила Кэти.

Вот так мы встретили в космосе наше третье Рождество. Работа на Каллисто, да и вообще в системе Юпитера была практически завершена. Экипаж, не скрывая радости, готовился в обратный путь, поэтому во второй половине дня все дружно решили отдохнуть. Айсмингер достал карты, мы уселись за стол и начали игру, сопровождая ее неспешными разговорами — в основном, конечно, о том, чем каждому хотелось бы заняться по возвращении на Землю.

Кэти рассказала о своем детстве в Орегоне и о пляже неподалеку от ее родного городка. Закончила она так:

— Как бы мне хотелось опять прогуляться по этому пляжу! Желтый песок, синее небо...

И тут Лэндолфи нас удивил: он поднял глаза от дисплея компьютера, надолго задумался и вдруг сказал:

— Знаешь, Кэти, я бы тоже очень хотел прогуляться по пляжу... вместе с тобой.

Виктор, в отличие от беспечных картежников, занимался серьезным делом: он разрабатывал новый двигатель, способный, по его расчетам, доставить корабль от Земли до Юпитера всего за несколько недель. Это служило Лэндолфи чем-то вроде хобби: Виктор все еще надеялся достичь звезд. Но время от времени он поднимал глаза от дисплея и украдкой бросал взгляд на Кэти. А та сегодня была особенно хороша.

Перед ужином мы посмотрели кассету с рождественским репортажем. У Кэти действительно получилось здорово, и когда экран погас, некоторое время еще царила полная тишина. Герман Селма и Эстер Кроули тоже зашли к нам полюбопытствовать. (Кстати, по ходу репортажа создавалось впечатление, что на Каллисто опустился только один корабль; на самом же деле их было два. «Почему?» — спросил я у Кэти. «Понимаешь, — ответила она, — этот мир такой чужой. Один корабль здесь — все равно что Дух Человеческий, а два корабля — просто два корабля».) Мы выпили за Виктора, а потом за Кэти. Как вскоре выяснилось, почти каждый из нас припас к этому вечеру бутылочку. Мы пели и смеялись, --">