Владимир Гаков - Патрульный времени

самостоятельных подциклов, написаны динамично, грамотно, с юмором и без лишней зауми — потому-то и были приняты на «ура» теми читателями, которые ищут в НФ прежде всего приключения и увлекательный сюжет. И то, и другое Пол Андерсон выдавал исправно и безостановочно на протяжении почти полувека.

Конечно, большинство произведений цикла не поднимается выше уровня добротного коммерческого чтива. Однако отдельные фрагменты в состоянии удовлетворить и более взыскательного читателя — ищущего не только сюжеты, но и мысли, яркие образы. Достаточно напомнить две короткие повести, принесшие Андерсону очередные премии «Хьюго»: «Самое долгое плавание» (1960) и «Поделись плотью» (1968).

Но главное, что обеспечило долгую жизнь «примитивной» схеме, это образы двух центральных героев. Первый — Никлас ван Рейн, принц торговой Лиги, проживший большую часть жизни повесой и беспринципным торгашом, а затем, подобно царю Валтасару, увидевший на стене огненные письмена-предупреждения. И понявший, что «так жить нельзя». А второй — секретный агент Империи Доминик, эдакий звездный Штирлиц на американский лад, читать о похождениях которого весьма занятно. Только благодарить за это надо не Андерсона-социолога, а Андерсона-художника — уж больно колоритным вышел образ.

Писатель исследовал Историю не только с помощью построения своей собственной, галактической.² Славу писателю принесли и произведения, посвященные вмешательству в историю нашу, земную. Не Стругацкие, конечно, но по американским меркам вклад Андерсона в разработку этой темы значителен.

«Вот уже несколько десятилетий Пол Андерсон скитается по Истории, двигаясь то вперед, то назад, то вбок, — писала в середине 1970-х годов исследовательница его творчества Сандра Майзел. — В его произведениях приключения во времени составляют хорошую пару, если не сказать, выгодный контраст, приключениям в пространстве». Имеется в виду игра слов: в английском языке «space» — и «космос», и «пространство».

Время, понимаемое в самом широком смысле — как физическая, биологическая и психологическая категории, путешествия в будущее и прошлое, сопровождаемые целым веером социальных и психологических последствий, — притягивало Андерсона, как магнит. Наверное, сказалась странная комбинация естественнонаучного образования и увлечения историей. Всю жизнь писатель подбирался к загадкам четвертого измерения, его парадоксам и проблемам. При этом выбор конкретной модели машины времени, мучивший авторов-предшественников, для Андерсона не представлял проблемы. Да что угодно! Все, что попадалось под руку, будь то анабиоз, релятивистские парадоксы, экстрасенсорные способности, виртуальная реальность или даже мистические «скитания души»…

Еще в пятидесятые годы Андерсон начал публиковать в журналах рассказы нового цикла — о Патруле Времени. Эта организация чем-то напоминает азимовскую Вечность: в обязанности патрульных входит бдительное наблюдение за ходом человеческой истории. И ее корректировка в чрезвычайных обстоятельствах, когда история, по мнению Патруля, начинает опасно приближаться к очередной критической развилке.

На родине писателя цикл был принят с восторгом — что и объясняет его поразительную живучесть (последние сборники о Патруле Времени вышли уже в середине 1990-х). Хотя наших читателей, воспитанных на творчестве Стругацких, должна была бы насторожить та легкость, с которой герои Андерсона вторгались в прошлое. И действовали они очень уж по-американски — с безапелляционной уверенностью в своем праве руководить и направлять ход цивилизации, решать за ее «субъектов», каким историческим путем двигаться… Хотя нужно признать, что и на другой стороне планеты (во всех смыслах) этические проблемы, связанные с вмешательством в судьбы народов и культур, тогда всерьез обсуждали лишь в НФ. А спустя десятилетия, когда «наш» мир стал во многом «их» миром, подобные больные вопросы вообще отпали за ненадобностью.

Как архаичные интеллигентские рефлексии, мешающие поступательному маршу вперед — к счастливому рыночному будущему человечества.

К счастью, неизбывный «американизм» Андерсона — да еще специфического либертарианского розлива — во многих случаях сглаживается сюжетной изобретательностью и юмором. Поэтому, на мой взгляд, одно из лучших произведений писателя,

--">