Вячеслав Михайлович Рыбаков - Наш городок

И для чего! Сука!»

Он затравленно огляделся. Тьма. Влажная, вязкая тьма, невнятные звезды в осколках неба, настриженных чернотой низких грузных ветвей; бездна.

— Пола! — хрипло крикнул Кернс. Голос у него сорвался, и волосы отчего-то встали дыбом. Никто не ответил.

И тут он увидел поодаль свет.

«Ага», — облегченно подумал он, но облегчение тут же снова сменилось недоумением и тревогой — то бы странный свет. Дерганый, неровный, красный…

Факел.

«Какой кретин в наше время бродит по лесу с факелом?»

А вон показался из-за дерева еще один.

И еще.

«Да что за хренотень у них тут», — подумал Кернс; душа у него ушла в пятки. Он обернулся, чтобы бежать — но оказалось, что и с другой стороны, отсекая его от направления, куда, начни Кернс искать машину, он побрел бы, надвигается неровная, словно старушечьи зубы, вереница рвущих ночь факелов. И она была совсем уже неподалеку.

Кернс, покрывшись холодным потом, попятился и, потеряв равновесие на очередном корне, повалился на спину. О пулемете под затылком он уже забыл, а когда все тело пронзила острая боль от твердого дерева, вломившегося куда-то в лопатку, стало вообще ни до чего. Не сдержав стона, он постарался встать. «Вот тебе и отсыревшие коряги, — почему-то пришла в голову глупая и совсем уж неуместная мысль, — не у девки под спиной отсыревшие коряги, а у меня под спиной… — Вереница факелов колыхалась уже совсем рядом. И тут Кернс увидел, как из-за спин факельщиков, раздвинув черные в багровом свете фигуры, к нему шагнул голый человек в жуткой, аляповато и грозно размалеванной первобытной маске.

— Эй… — сипло выговорил Кернс, — Послушайте…

В голосе Кернса не было никакой уверенности в том, что это те самые люди, которые выведут его к его автомобилю.

Близкие факелы давали достаточно света, даже слепили; Кернс не различал лиц факельщиков, он видел только черно-белую маску и не в силах был отвести от нее глаз. Идиотская, нелепая, совершенно неуместная в культурном американском лесу; невыносимо страшная. Оскаленная. Появись она перед Кернсом в городе, днем, он бы лишь посмеялся — но теперь его будто кинули в жидкий азот. Он просто остекленел от непереносимого, животного ужаса.

— Что?.. — выдавил Кернс, но в ответ опять не прозвучало ни слова; и Кернс увидел, как голый в маске вытягивает из-за спины громадную, тоже совершенно нелепую и неуместную секиру — и поднимает ее в неторопливом замахе.

Кернс закричал.

Потом его отчаянный вопль будто срубили. Навсегда переставшая болеть голова мячиком поскакала по корням и кочкам, а туловище просело и опрокинулось наземь.

Штаб-квартира ФБР Вашингтон, округ Колумбия

Скалли терпеть не могла ни малейшей недобросовестности — ни со своей стороны, ни со стороны коллег. Например, она терпеть не могла опозданий. Особенно собственных. Особенно тех, что произошли по причинам, от нее независящим. Простояв лишних пять минут в непредугаданном заторе и тем самым заставив кого-то терять время, ожидая ее, она ощущала себя так, будто на нее выплеснули ведро помоев; невольная расхлябанность марала ее с головы до пят и на какое-то время — пока дальнейшая точная, выверенная, безупречная работа не скрадывала это отвратительное чувство — ставила ее, Дэйну Скалли, в никчемные ряды разгильдяев и бездельников.

Именно в таком состоянии она явилась в кабинет к Скиннеру.

А беседа с шефом лишь подлила масла в огонь. Тот не стал долго распространяться о новом задании, сухо бросив после нескольких вводных фраз: «Агент Молдер введет вас в курс дела». Но и этих фраз хватило, чтобы понять: их обоих кидают в глушь и на чушь; явно чтоб заткнуть какую-то неведомую им, формально — рядовым агентам, организационную прореху.

Нельзя сказать, что Скалли так уж нравилось заниматься профилирующими темами проекта «Секретные материалы». Сказать по правде, ей уже поперек горла встали пришельцы, маги и мутанты. Возни много, опасность — выше средней, а карьерный результат — нулевой. Да и просто, по-человечески… Даже поговорить обо всем этом, кроме Молдера, не с кем. Про неудачи никто слушать не будет, да и самой не очень-то сладко рассказывать о провалах и непонятках. Но, что самое неприятное, даже об удачах, как бы редки они ни были, тоже никому не расскажешь — ведь никто же не поверит. Либо еще хуже… «Вы представляете, Хэрри, на той неделе мы изловили --">