Николай Кокухин , Журнал «Искатель» , Николай Анатольевич Буянов , Алексей Викторович Зайцев - Искатель. 2013. Выпуск № 07

стоял и лениво разглядывал их, засунув руки в карманы.

Он был молод — лет двадцати пяти, не больше. Не худой, но утонченный, уверенный в себе и — странное сочетание — нервный, точно породистый скаковой жеребец. У него были длинные нервные пальцы художника. Или скрипача, или карточного шулера. Нет, подумала женщина, все-таки скрипача. Десять к одному, что скрипач. Он был одет в черные джинсы хорошей фирмы (в этом женщина разбиралась), черный приталенный пиджак и белую водолазку под горло. Женщина несмело протянула руку и коснулась его локтя.

— Извините… Вы Кай?

— Обознались, мамаша, — его губы изогнулись в легкой усмешке. — Вон там, чуть подальше, продаются чудесные сентиментальные романы. И совсем недорого. Рекомендую.

Женщина огорченно поджала губы. Конечно, она обозналась, иначе и быть не могло. Она развернулась и быстро пошла вдоль аллеи — полыхающих драгоценным золотом тонких березок и кряжистых елок, вызывающих мысль о Мавзолее.

Кай. Он исчез из ее маленькой шестилетней жизни в тот день, когда к ним снова пришел дядя Валя, бывший папин сослуживец. Нет, поправилась она, это был не день, а вечер. Вечер через месяц после папиной гибели, даже до положенных сороковин было еще далеко…

По стеклу нервно барабанил дождь. Водяные струи медленно стекали вниз, и город в окне странно кривился, точно в зеркале злого Тролля. Девочка сидела на диване и сердито думала, что Кай не придет, в такую мерзкую погоду его точно не отпустят из дома.

Она радостно взвизгнула, когда в прихожей раздался звонок, и живо бросилась открывать. Однако за дверью ее ждало разочарование, потому что на пороге стояли не мама и не Кай, а дядя Валя, мокрый и блестящий, как город за окном. И нервный, как дождь, барабанивший по стеклу.

— Кто-нибудь из взрослых дома? — отрывисто спросил он, не поздоровавшись.

— Дома, — сказала она. — Дедушку. А мамы еще нет…

— Что ж, — пробормотал он. — Может, оно и к лучшему.

Он не разделся, только снял фуражку и стряхнул с нее воду.

И прямо в сапогах протопал в гостиную, после чего толкнул дверь в библиотеку.

Дедушка поднялся из-за письменного стола и с некоторым удивлением посмотрел на гостя.

— Валечка? Вот не ждал, даже не слышал, как ты вошел, уж прости. Может, чайку? Оленька пока на работе…

Дядя Валя покачал головой. Потом нагнулся и легонько шлепнул девочку по мягкому месту.

— Милая, иди поиграй. У нас с Владленом Романовичем взрослый разговор.

«Взрослый разговор»! Она высокомерно фыркнула, дернула косичками и с независимым видом отбыла из библиотеки, прикрыв за собой дверь. Но — тут же прильнула к ней ухом: Кай когда-то научил ее этому наивному способу.

Разговор, однако, показался ей китайской грамотой: она не поняла почти ни слова, кроме того, что дядя Валя сердит, а дедушка почему-то испуган.

— Не тяни, — торопливо проговорил он. — Что-то с Оленькой?

— Профессор Садовников арестован.

Отчетливо скрипнуло кресло: дедушка крякнул и тяжело опустился за письменный стол.

— Арестован… Когда?

— Позавчера.

— Боже мой… Его не было на службе, но я полагал, что он болен, хотел даже послать к нему кого-нибудь из сотрудников… Что он сделал? В чем его обвиняют?

— В чем обычно, — глухо сказал дядя Валя. — Шпионаж, участие в заговоре с целью устранения глав государства… Ну, и еще несколько пунктов, по каждому из которых кроме «вышки» ничего не светит.

Повисла пауза.

— Я не верю, — еле слышно прошептал дедушка. — Паша Садовников… Мы знакомы лет тридцать, он старый партиец, честнейший человек… Валя, ты ведь служишь в органах, имеешь там вес, к тебе прислушиваются… Скажи им, что это ошибка!

— Ваш «честнейший человек» вчера подписал признание в кабинете следователя, — с ледяным, прямо-таки кладбищенским спокойствием произнес дядя Валя. — И назвал вас своим соучастником.

— Что?!

Кресло уже не скрипнуло — громыхнуло, словно дедушка отшвырнул его.

— Ты соображаешь, что говоришь?! Я не верю тебе. Не верю, что Паша… Покажи мне его признание! Я хочу убедиться, хочу поговорить с ним, посмотреть ему в глаза… — Голос дедушки окреп, взметнулся ввысь — и вдруг оборвался, точно патефонная игла соскочила с пластинки. У них дома был патефон — старинный, в ореховом ящике с потертым лаком и серебряными медальонами по бокам: женщина в длинном платье, беседка, пруд и лебеди. Лебеди девочке нравились особенно, хотя --">