Александр Петрович Казанцев - Лунная дорога

силу.

Пилот умел держать себя в руках, даже находясь совершенно один среди звезд и приборов. Недаром он проходил на Земле жестокую тренировку одиночеством.

Он не боялся одиночества. Во всяком случае считал, что оказаться на Земле за бортом жизни куда хуже, чем лететь одному на борту надежной ракеты в Космосе.

А вылететь "за борт" на Земле у Тома Годвина было много возможностей. Его отец был убит в корейскую войну. Зачем понадобилось погибать Сельвину Годвину, понять было очень трудно... До того как попасть в злосчастную армию генерала Макартура, он работал в Детройте на автомобильном заводе "Америкэн-моторс", но остался без работы... Вот и пошел воевать... Он думал, что умеет это делать, набив руку еще в Африке, колотя фашистов генерал-фельдмаршала Роммеля.

Сельвина Годвина провозгласили в Америке героем, и фирма "Америкэн-моторс" даже взяла на себя заботу о его сыне Томе, еще в раннем детстве оставшемся без матери.

Он получил кое-какое образование, а когда подрос, встал к конвейеру...

Но на беду в Америке стали покупать меньше автомобилей. Был год, когда остались непроданными 600 тысяч штук. Кроме того, и у "Форда", и на заводах "Америкэн-моторс" целые линии станков и даже конвейеры начали работать... без людей.

Словом, Том Годвин остался за бортом.

А русские запустили первый искусственный спутник Земли...

Фирма "Америкэн-моторс" взялась делать ракеты. Не только космические, конечно.

Тому Годвину, напоминая кое-где об отце, удалось-таки устроиться. Он изучал ракеты, участвовал в их испытаниях, а когда понадобилось, изъявил готовность лететь в Космос и даже пройти пытку одиночеством, которая называлась испытанием. Нужно было сутками без отдыха в полной "вакуумной" тишине сидеть в одиночной камере - модели кабины - и до чертиков в глазах смотреть на стрелки приборов. А чертики появлялись, они взбирались на стрелки, строили рожи и сводили Тома с ума. Некоторые американские психиатры считали, что космический пилот непременно должен сойти с ума.

Том Годвин надеялся на себя, и он летел в межпланетном пространстве один. Говорят, буддийские монахи в Гималаях добровольно замуровывают себя на несколько лет в каменный мешок, где нет ни света, ни звука... Они остаются наедине с самими собой, отрешаясь от мира, постигая "высшее совершенство", не отвлекаемые от самосозерцания ничем... Врочем, может быть, это и есть сумасшествие?..

Черт возьми! По сравнению с гималайским каменным мешком Космос с его светлыми гвоздиками звезд не так уж плох! Но если из каменного мешка хоть через несколько лет можно было выйти, то отсюда без топлива не вернешься!

И Том Годвин затосковал. Он затосковал вдруг по Земле, по людям, по человеческому голосу... Тоска эта была подобна зубной боли. Том Годвин даже сжал руками щеки. Потом судорожно начал налаживать радиосвязь. Может быть, его считают погибшим или сошедшим с ума?

В наушниках зашуршало. Это были звуки Земли. И вдруг раздался голос, человеческий голос славного парня Джона Смита:

- Хэллоу, "Колумб"! Я - Америка.

У Тома Годвина даже слезы выступили на глазах. Но разве мог он показать людям на Земле свою слабость!..

- Э-гей, Джон! - бодро крикнул он. - Чертовски рад услышать твой хриплый голос! Только что очухался от проклятого снадобья. Голова гудит, но кости целы. - Он знал, что его голос запишут на пластинки, их будет слушать вся Америка: в барах, в квартирах и в школах... голос первого американца, летящего к Луне, которому надо держаться достойно. - Что там подсчитали астрологи, звездочеты и кибернетические машины? - весело спросил он. - Врежусь в Луну? Скорость как надо?

- Все о'кей! - послышалось в наушниках.

Том Годвин отодвинулся от пульта с приборами. У него было некрасивое простоватое лицо сына фермера, огромные сжатые кулаки и чуть сутулая фигура. Он почти свирепо смотрел на одну из стрелок циферблата...

- Нет, не все о'кей... - медленно произнес он. - Или указатель топлива врет, как профессиональный свидетель под присягой, или... Черт его знает, почему получился перерасход топлива. Чье-то грязное дело!.. Лишь бы сесть на лунный шарик... А по поводу возвращения, - мрачно добавил он, памятника мне не ставьте. Лучше забросьте на место посадки топливо.

Он услышал какой-то шорох.

- Ох, уж эти мне помехи! - заворчал он и сдвинул наушники.

Но шорох продолжался. Годвин обернулся и вскочил. Глаза его округлились. Вот оно что! Все-таки правы проклятые психиатры!..

- К дьяволу! - крикнул Годвин больше --">