Любен Дилов - К вопросу о дельфинах

все звезды? Можешь измерить бесконечность? Счет необходим телу, но он мешает духу слиться с бесконечностью. А вы привыкли все считать, и именно это приносит вам самые большие страдания. Ведь любите вы только единицу — это у вас атавизм. Любите только одно солнце, а множество солнц вас пугает. Страдаете, потеряв одного человека, но равнодушны к гибели множества людей…

Я попытался возразить, но внезапно понял, что они правы. Вдруг понял, что в словах его — истина.

— Говорят, некогда мы были очень близки друг другу, — печально продолжил первый дельфин. — Но чем опытнее и подвижнее становились ваши конечности, тем неподвижнее и примитивнее становился ваш дух. Вам мало того, что вы уничтожаете друг друга. Это, казалось бы, должно было вас удовлетворить: для некоторых зверей высшее наслаждение — пожирать свое потомство. Знаешь, как нам тяжело было видеть, что ваши плавающие и летающие дома разрушают друг друга и тонут в океане, а вы становитесь добычей рыб? Когда-то вы хоть против нас не воевали, считая нас друзьями человека, а теперь и нас уничтожаете. За что? Что мы вам сделали? Ведь даже наше мясо вам не по вкусу!

— И этому виной тоже счет, — ответил ему другой дельфин; очевидно, он был старше и опытнее. — Они любят считать, скольких живых существ способны победить, но им всегда мало, и они переходят к следующим. В человеческом мозгу — те же истины, что и в мозгу дельфинов, хотя наш мозг больше. Но люди никогда не знают какие истины верны.

Я молчал, потому что изо всех сил искал свою истину. А он обратился к другому дельфину:

— В сущности, первопричина их трагедии — суша. Стоя на своей крохотной твердой скорлупке, люди, наверное, представляют себе Вселенную колпаком, который надо разбить, чтобы выйти в простор. Поэтому-то они и ищут истину с помощью ножа и молотка — разбивают ее, а того понять не могут, что обломок — это уже не целое, что он уже не часть истины, потому что он мертв, не могут понять, что число — это покой, а истина, которую оно лишь символизирует, познаваема только в своем вечном движении.

— Призвание человека — преображать мир! — произнес я еще одну свою истину.

— И это вы поняли ошибочно, — возразил он. — Вы занялись тем, что приспосабливаете вещество к своему телу, и думаете, что это и есть преображение, не замечая, что дух ваш остается прежним, что в нем умирают те силы, которые дают возможность проникнуть в истинную Вселенную. Впрочем, некоторые люди знают об этом…

— Я не верю, — остановил я его. Это была моя последняя истина. — Не верю! — закричал я и бросился назад, в поле, в темноту. — Не верю!

Так я бежал н кричал, пока не оказался на том шоссе, по которому мы ехали сюда. Оно было твердое и неподвижное, как сказал бы дельфин, человеческое шоссе. И вело оно не к Луне или Солнцу, или центру Вселенной, а к неоновому зареву — туда, где под небом лежал город… Утром в гостиницу мне принесли письмо:

«Вечером я зайду за вами, и мы отправимся к нашим, теперь уже общим друзьям. Они могут еще столько вам рассказать! Будьте здоровы!»

Черт возьми, неужели все это было со мной наяву? Несколько мгновений я был словно в беспамятстве, потом схватил с кресла брюки, вытащил из кармана бумажник. Денег, что еще оставались там, мне едва хватало, чтобы оплатить счет в гостинице. Надо немедленно уезжать! Немедленно, пока меня не охватило это безумие! Я еще раз пересчитал деньги, потом еще. И все ругал себя, пока считал:

— Осел несчастный! Простофиля! На этой идиотской истории ты не заработаешь даже того, что потратил на такси.

Сокращенный перевод с болгарского О. РЖАННИКОВОЙ

--">