Андрей Алексеевич Кокоулин - Жертва

сколько людей в виктимариях сгинуло-то, а все равно три года войны понадобилось. И потом люди здесь нужны сильные, с чистой душой. А я уж пожила, мне б сестре помочь".

Зима выдалась холодная.

Дома топились плохо, в школе поставили печки-буржуйки, пристройка вымерзла, и Настька с остальными пристроечными детьми ночевала в классах. "Хоть в виктимарий уходи, — говорили учителя, кутаясь в платки и ватные куртки. — Может, тогда внимание обратят".

На уроках истории изучали шумерскую экспедицию Гон-Терецкого, появление первых виктимариев и связанные с ними чудеса. Говорили о спасении народного вождя, смерти германского кайзера и скорой инициации. "С четырнадцати лет, — объясняла, стоя в проходе между партами, "историчка" Вера Иосифовна, до глаз укутанная в собачью шубу, — вы сможете сами распоряжаться своей жизнью, только если уж хотите собой пожертвовать, хорошенько подумайте перед этим".

Вовка видел, как заблестели Настькины глаза.

Ближе к весне он заболел ангиной. Пил отвары, дышал над кастрюлей с вареным картофелем. Лидия беспокойно прислушивалась к его дыханию во сне. Температура держалась, вдобавок случилось воспаление легких. Вовка кашлял и слабел. Его положили в больницу, стали колоть пенициллин.

Радио в палате не выключалось, и Вовка то ли наяву, то ли в бреду узнавал о трансатлантическом перелете с виктимарием на борту, о первых виктимариях в освобожденных южных областях, о начале строительства гигантской гидроэлетростанции и возможностях питания электрических генераторов напрямую от добровольцев.

Затем болезнь пошла на спад.

Мать он увидел поседевшую, похрипывающую. "Ничего, — сказала она сыну, — всего год отдала. Разве год это много?".

Вовка обнял ее и расплакался.

"Мамочка, я бы и так выздоровел!"

Лидия улыбнулась.

"Главное, чтобы у тебя все было хорошо. Я-то что? Ты — мое счастье".

Вернувшись в школу, Вовка узнал, что Настька тоже серьезно болела. Но ей повезло — она по сиротству попала в первые списки, и жертвователи нашлись быстро. Она хоть и похудела, но за зиму вытянулась чуть не на голову Вовки выше.

Весной прокатилась кампания по сбору пожертвований вождю, и Лидия отдала ему еще три года. В цехе ее по здоровью перевели на легкую работу.

На улицах одуряюще пахло свежей землей и ромашками.

В классах появились новенькие, вернувшиеся из эвакуации. Сносились остовы горевших, еще в первый год войны разбомбленных домов. В лужах отражалось чистое, без точек аэростатов, небо. Было странно видеть много людей.

Вовка с Настькой впервые поцеловались.

Они пообещали друг другу, что если кто-то из них смертельно заболеет, то другой обязательно собой пожертвует.

Лидия все похрипывала.

Раз в две недели приходил старенький доктор и выписывал ей какие-то порошки и микстуры. Она прятала их от сына. На работе упала в обморок, очнулась уже в медпункте. "Девушка, — сказали ей, — что-то вы рано, вам же тридцати нет". Отшутилась, отсмеялась. "Я крепкая". Левая рука то отнималась, то вновь слушалась. За окном Вовка гулял с Настькой во дворе среди зеленеющей вербы. У Лидии слезы навернулись на глаза. Только бы у них все было хорошо!

По радио передавали, как распахивают целину, как сеют пшеницу, как председатель одного из совхозов ушел в виктимарий за будущий урожай.

Отменили карточки на сахар, и Лидия наделала леденцов. Вовка бегал, засунув в рот коричневую леденцовую елку на спичке.

Пролетел год, второй.

Вовка догнал Настьку, стал мосластый, высокий, лысенький, с чьей-то легкой руки прилепилась к нему непонятная кличка Морлок. Тайком от матери он уже покуривал, играл с пацанами в ножички на щербатые южанские монетки.

Город расцвел. Новые автобусы развозили пассажиров по заводам и фабрикам. В школе на уроках труда колотили табуретки и клеили модели самолетов. На литературе изучали "Живой труп". На лавочках шептались, что виктимарии скоро отменят, нет в них больше нужды, разве что оставят дежурные, при городских поликлиниках. Совсем-то уж зачем?

Вовке исполнилось одиннадцать.

Из-за Настьки он подрался с пристававшим к ней цыганистого вида пацаненком. Разошлись, можно сказать, миром: зуб за глаз, рукав за ворот.

Лидия, увидев, чуть не подхватилась бежать к бараку виктимария, но Вовка сказал, что само заживет, подумаешь, бланш. Лидия ворочалась в постели всю ночь, вставала, включала тусклую лампочку ночника и смотрела на сына. Левый, --">