Андрей Печенежский - Чистые дела

полыхает от нашей зажигалки, точно тополиный пух, - отлично, ребята, с почином вас, и прошу внимания: вероятно, уже к понедельнику получите целую пригоршню и опять без выпивки, - с этим не проглядитесь, метят прямо по Дому. Не проглядимся, Космач, не прохлопаем, хоть за нами имеется еще и заслонка безгрешного автоматического действия. Не проглядимся, ведь мы-то понимаем, как скверно спится по ночам, когда всякая дрянь барабанит по крыше. До понедельника, - пока, ребята. Помнишь, старик, что случится дальше? Еще бы ты не помнил, тот последний понедельник августа. Камешки окажутся увесистыми и без особых щедрот, которые обожают в цехах на Четвертой базе. Почему бы не сложить из них монумент, до самой верхушки Космоса, - помечтаешь ты, когда мы приступим к делу, - огромную вышку, а на ней поместить всех нас, кто внизу не ужился. Но ты удерешь и оттуда, старик, побродить на свободе, а кстати и мусор прикопать, от больших построек его остается навалом... Мы будем колотить их порциями, по дюжине, по десятку в заход, а самый крупный оставим на закуску - ощупать наверняка и после за осколками не гоняться. Порядок, Космач, чистота идеальная, связь по обстоятельствам, - понял, по обстоятельствам, - это будет наша последняя договоренность. Я сочиню неплохой виражик, и Черепашка пристанет к глыбе, словно сядет на блюдечко. Я - наизнанку, дед, встречаемся через час, - добро, дружище, но через час ты не вернешься. Дед, что у тебя? - молчание, - дед, отзовись, ты слышишь? - я потерплю еще, согласно здравому смыслу и строгим инструкциям, десять минут, не более. Десять минут на плохую дорогу, на всякие нечаянные дрязги, затем отправлюсь искать тебя. Вспомни, вспомни, как это будет: аварийный ранец, лучемет да и мои опасения впридачу - все это окажется бестолковым грузом, а твой сигнальный зонд не зависнет оранжевой точкой над серо-серебристым нагорьем - услышать просьбу о сигнале ты бы уже не смог. Я разыщу тебя на гребне скалистого слома; ты будешь там потрясающе умиротворенный, будто сейчас конец отпуска, и мы на своем побережье, под нашим солнцем купаем в Атлантике внуков, - в чем дело, дед? - А, это ты, я только что собрался на Черепашку... - Но ты просрочил почти полчаса, полчаса - понимаешь?.. - Вот так номер... действительно, прости, с моей стороны это свинство... не злись... да нет же, со мной ничего такого, я в полном порядке, и я виноват, старик, клянусь, надо было сразу позвать тебя... хотя, я звал... наверняка я сделал это, но ты, вероятно, вздремнул, пока я тут вкалывал... ну, не сердись, и давай об этом как-нибудь после... наведайся лучше вон в ту расщелину... охота узнать, как тебе все это покажется, - конечно, я побываю в той расщелине, а потом вернусь и присяду рядом с тобой, плечом к плечу, как сейчас на ступеньке трапа. Думаю, рано или поздно - это должно было случиться, не с нами, так с кем-то из наших, все равно, с кем и когда, и неважно, в каком квадрате. Квадратов у Космоса несть числа, бери выбирай любой, и когда-нибудь, если повезет дождаться, эта штука падет на тебя всей своей тяжестью; и уйти от этого веса никому не дано. И будет то, что будет: крутая стена глухой расщелины, а в стене - семь дверей человеческих, поставленных этак запросто, словно в клозетах Космопорта. Семь дверей, в самый раз по нашему росту, с замочным скважинами, с удобными кругляшками рукоятей; ровно семь, облицованных пластиком зеленоватого цвета, и на каждой - порядковый номер в левом верхнем углу. Привычные арабские цифры от единицы до семерки, слева направо, как и положено земным заведениям. Только это была не земля, старик, и в той стороне, откуда донесся этот камень, некому было заниматься подобным благоустройством. Рано или поздно, не мы, так кто-то, что еще, дружище, можно думать об этом? Когда мы намолчимся, я скажу: отличные двери, дед, но у нас нет ключей... Знаешь, сперва я тоже решил вот если бы крючок сюда, а на нем болталась бы связка... но ты поостынь, тут ничего такого не нужно, они ведь не заперты... Тень страшной беспрепятственности заполняла расщелину, густая, цепкая тень. Ну да, разумеется, все дело в привычке, а они, конечно, не заперты... Потом я пройдусь к горизонту, и мы испытаем наши переговорники на расстоянии, обратно ты позовешь меня взмахом руки. Загадочные вещи всегда норовят нахлынуть скопом; мы влипли, старик, и на этот раз по уши... Странное состояние вдруг подступит к нам, - то ли от невозмутимости звездных светлячков, то ли от самой расщелины, - состояние властного абсолюта происходящего, --">