Владимир Евгеньевич Голубев , Вадим Вознесенский , Василий Владимирский , Константин Григорьевич Фрумкин , Алексей Константинович Смирнов , Мария Гинзбург , Николай Михайлович Романецкий , Майк Гелприн (Джи Майк) , Марина Леонидовна Ясинская , Журнал «Полдень, XXI век» , Наталья Валенидовна Колесова , Ольга Олеговна Дмитриева (olyauskova) , Виктор Инкин , Сергей Тараканов , Андрей Малышев - Полдень, XXI век. 2009 № 06

действия на него не оказывает, и начал разливать по рюмкам одинаковыми дозами. В паре столиков от нас двое каботажников-атмосферщиков обсуждали какие-то многоуровневые маневры, размахивая руками и прерываясь, чтобы смоделировать ситуацию на коммуникаторах.

Чего там считать — у них вся математика на рефлексах. То ли дело — мы.

— Моя «Диосия» порхала, как бабочка, знаешь? — Ван все-таки немного оживился, во взгляде появилась осмысленность. — Эх!.. Ветер с солеными брызгами выдувает из головы память обо всем дерьме, что оставил на берегу. Ванты звенят, натянутые, как струны… К дьяволу другая музыка.

Парус. Я видел голографические проекции дальних судов, но ни с чем нельзя сравнить реальное изображение разгоняющегося «мотылька». Тороидальный сверкающий парус, шевелящий тонкой бахромой ионизированного газа, действительно похож на махровые крылья бабочки, тело которой — маленькая серая точка во всем этом великолепии. Парус — душа корабля. Он не только разгонный движитель — это и громадная воронка-заборник космического вещества для маршевого привода, и идеальный тормоз при ориентации левентик^[3], и радиационный пояс, наш щит от жестких излучений.

Терминология практически не изменилась: все те же бейдевинд, бакштаг и галфвинд^[4]. Не думаю, что старик представляет, как рассчитывается инерционная смена галса в полупериоде относительно центра масс системы, но упоминания о такелаже, всяких стакселях, кливерах и бом-брамселях звучат в его исполнении, словно стихи.

— Было время, — вздохнул Ван, — я страдал бессонницей, если не слышал поскрипывания рангоута, а молился только на ляжки нашей деревянной сирены.

Не знаю — от рассказов старика или от выпитого коньяка, но пол покачивается под ногами, словно корабельная палуба, а потоки воздуха из кондиционера кажутся свежим бризом. Сколько лет моему собеседнику? Возможно, Ван не пересказывает фантазии, рожденные на страницах книг. Уж очень это все естественно. В мире хватает чудаков — одни рядятся в стальные латы, другие, не исключено, создают реальные модели старинных судов.

Только Ван не похож на богатого романтика.

— Ты действительно плавал в море на парусе? — решился уточнить я.

— Ходил под парусом, — презрение в голосе. — Ходил.

Старик гордо поднял голову.

— О капитане дер Декене знала любая шлюха в самой последней таверне.

Он опрокинул рюмку, я присоединился, а он опустил глаза.

— Это было, наверное, полтысячи лет назад…

Атмосферщики поднялись, подтвердили счета и направились к выходу. Я с ними знаком не был — даже шапочно. Персонала на базе несколько тысяч, да еще приписанных, таких, как я, — примерно столько же. Зато старика они, похоже, знали неплохо.

Возле нас пилоты задержались, кивнули мне, поприветствовали Вана. А затем сделали невероятное — отстегнули значки-идентификаторы и положили на стойку. Жетон, конечно, просто дань традиции, но ни один уважающий себя пилот на людях без него не покажется. Мы очень суеверные.

— Завтра стартуем, — старший из атмосферщиков коснулся губами согнутого указательного пальца — обычай, доставшийся от военных с их гашетками, — Сбереги, Ван, и плюнь в глаза Вечности.

— Плюну, — согласился Ван, сгребая значки подрагивающей ладонью. — Дай закурить.

Пилот добавил на стойку три сигареты «Sakura». Мой собеседник удовлетворенно хмыкнул:

— Ветра в корму, черти.

Старик опустил жетоны в карман. Звякнуло — судя по звуку, они не оказались там в одиночестве. Пилоты стартуют завтра — не исключено, тогда мы встретимся снова.

Ван снарядил трубку и закурил, распространяя пряный вишневый аромат. Вверху едва слышно загудели дымоудалители.

— Мы все когда-нибудь возвращаемся, — поделился со мной старик, — и целуем чужих женщин, пьем чужое вино, едим чужое мясо, вдыхаем воздух, который пахнет геенной.

За это стоило выпить. Каботажникам проще. Для меня это будет четвертый поход. Первый продлился семь лет, второй — три, последний — четыре. Пол год а — выход на траекторию и разгон до скорости включения позитронного привода, год в кинетическом режиме, полгода — торможение. И обратно. Всего ничего, по сравнению с предстоящим. Но когда-нибудь я тоже вернусь.

--">