Валерий Брусков , Владимир Евгеньевич Голубев , Песах Амнуэль , Евгений Обухов , Ярослав Веров , Ольга Александровна Чигиринская , Станислав Сергеевич Бескаравайный , Николай Васильев , Журнал «Полдень, XXI век» , Игорь Валерьевич Минаков , Юрий Гузенко , Самуил Аронович Лурье - Полдень, XXI век. 2009 № 04

выравнивают крест на рыхлом могильном холмике, Олег взял у кого-то полный пластиковый стаканчик, залпом выпил. Самогон подействовал почти мгновенно. И сразу захотелось есть. И спать. И вспомнилось, что не был у родителей с прошлого года. Тропинка сбегала вниз, к ватажке молодых клёнов. Обходя их, Олег думал, что надо бы покрасить оградку и подновить буквы на плите. Темнело быстро, деревья, надгробья, кресты потеряли чёткость границ, зыбкая серость придавала окружающему нереальные черты и пропорции. Олег заметил: возле могилы родителей стоит кто-то высокий, с него ростом, в военной, кажется, форме. Что-то не так было в сгорбившейся фигуре, что-то непонятное и неправильное. Сглотнув ком решившей вернуться вдруг самогонки, Олег, подходя ближе, хрипло окликнул:

— Эй!

А потом, посмотрел в лицо повернувшегося к нему человека и выдохнул:

— Ну ни хрена себе…

Глава 3-я

— …бери сотку и не выдрючивайся. Тоже, мля, Паганини со скрипкой. Берёшь?!

Ватсон отрицательно покачал головой:

— Уважаемый, цену я назвал, за меньшую не отдам. Да, инструмент старый, но полностью рабочий. И это не малазийская печатка, а фирма. Полюбопытствуйте, не сочтите за труд: вот паспорт, техническая документация. Гарантийная книжка. Правда, она уже ни к чему, гарантия давно закончилась…

— Во, я ж говорю, фуфло хочешь толкнуть!

— Во-первых, это вы ко мне пришли, во-вторых, знаете, что? Я не стану вам ничего продавать. Не хочу. Ступайте.

— Да ты чё, муфлон, из себя корчишь? Может, тебе в торец зарядить?

Ватсон побледнел и незаметно удобнее перехватил рукоять трости. За трость и неестественно прямую походку он и заработал в общаге своё прозвище. Короткошеий бычок в нелепо сидящем на нём дорогом кашемировом пальто заметил что-то неприятное для себя, режущее, промелькнувшее в глазах Ватсона, и резко сбавил тон:

— Да ладно, братан. Мы ж не в супермаркете, в натуре, торг уместен. Скока ты сказал, двести пятьдесят?

— Триста. И, пожалуйста, рассчитайтесь рублями по курсу.

— Хрен с тобой, я сегодня добрый. — Короткошеий с трудом достал из внутреннего кармана дорогой, жёлтой тиснёной кожи, пухлый лопатник. — И это, как тут чего нажимать, покажешь?

Ватсон тяжело вздохнул и опустился на скрипучий панцирь кровати. Пересчитал деньги, полученные от бычка в кашемире. Здесь делать было уже абсолютно нечего. Стол, табурет, тумбочка. Книжная полка: Маркес, Стейнбек, Булгаков, Моэм, Стругацкие. Перечитано десятки раз, потёртые переплёты, выцветшие названия — здесь эти книги никому не нужны. Не продать. Может, подарить? Кому? Пыльное окно, затёртые обои на стенах, голая лампа под потолком. Жаль, не успел продать саму комнату. Она ведь — Ватсон хмыкнул и произнёс про себя по слогам — при-ва-ти-зи-ро-вана… Тьфу, гадость. И слово гадость и, по сути. В таких «приватизированных» клетках старой рабочей общаги рождались и умирали поколениями. Без надежды. Без смысла. Рождались и умирали, не успев понять, что в промежутке была та самая единственная и неповторимая жизнь. «А ты, ты успел понять? — спросил Ватсон, — ты успел понять, что это такое? Или проплёлся пять десятков лет и решил, что сейчас можешь всех обмануть?» — «Почему обмануть, — возразил Ватсон. — Исправить. Возможно, всё ещё получится исправить. Нужно только очень постараться, и всё обязательно получится».

Боль, старая подружка, верная — такая не бросит — спутница, зашла сразу, обняла, охватила позвоночник, неторопливо принялась его скручивать, будто пробку с пивной бутылки. Заломило затылок, ватными, непослушными сделались руки. Ватсон глухо застонал, осторожно, словно боль могла расплескаться, наклонился — пружины сварливо заскрипели, — открыл тумбочку, достал заранее наполненный шприц. В бедро, через штанину, поршень до отказа, пустой шприц падает у кровати, теперь лечь и попытаться выпрямиться. Подумал отстранённо: что-то сегодня рано. Надо торопиться. Пока мозги ещё работают. Завтра. Решено — завтра.

Боль спряталась и делала вид, что её совсем нет. Солнце собиралось укрыться за соседней крышей, на улице под окном гомошили дети и лаялись сразу три тётки: две толстые и одна худая. Слов было не разобрать, только мат и визги. Ватсон поморщился, но форточку не закрыл. Весной пахло одурительно, небо после дождей стало высоким, ветер — мягким, под соседним окном собирался зацветать куст сирени, а сверху, — заболели, --">