Юрий Касянич - Лабиринт

осязание слито с эмоциями; каждое касание кажется всего лишь элементарным взаимодействием с окружающим миром, и вроде бы эти касания не отличаются друг от друга по структуре: извечный труд рецепторов, да и только, но тем не менее - от острого, горячего укола иглы возносится узкий всплеск страха; прикосновение свежего, упругого, в каплях влаги, бутона розы к щеке омывает сердце волной утешения и надежды; через ладонь, ощутившую теплую поверхность, откликается неразведанное или уже выработанное месторождение доброты; скользкий, влажный контакт со змеиным изгибом неизменно открывает клапаны гадливости; внезапная щекотка пропитывает тело невольным смехом; словно в рецепторах, усеивающих кожу, затаены микролинзы - подобно глазным хрусталикам, расщепляющим свет на отдельные цвета, позволяя воспринимать радуги и другие цветовые композиции бытия,- и они, эти микролинзы, расслаивают прикосновение на эмоциональные компоненты; об этом стал размышлять Берт, нащупывая ладонью боковой карман рюкзака, чтоб извлечь баллончик с флуоресцентной краской, когда ощутил на лице мимолетный росчерк крыла летучей мыши, которая, в последний момент избежав столкновения, отпрянула от щеки; царапающий след кожистого взмаха отозвался в душе вспышкой отвращения; надо же - равнодушная кожа, уже шестьдесят четыре года занимающаяся физиономической гимнастикой, так молодо реагирует на прикосновение! или, быть может, я просто на какое-то мгновение упал лицом в паутину сна и испуганно проснулся от неприятно близкого зигзага летучей мыши?

*

Таймер на запястье насчитал уже четыре дня; уже четыре долгих кромешных дня он с неугасающим стартовым энтузиазмом продвигался по лабиринту, оставляя крохи времени на отдых и сон; уступы, острые обломки, впадины под ногами, каждую нужно вовремя нащупать или предугадать; темнота, лабиринт; редкие остановки, чтобы нанести на стену пещеры отметку флуоресцентной краской; и снова вперед - из темноты в темноту; оглянувшись, видеть, как истаивают пятнышки краски, словно маяки или отдаленные огни ночного полустанка; и опять лабиринт и бесформенная неизвестность: долго ли продлится этот полный риска путь и не принесет ли он, завершившись, лишь пасмурный свет тщетности всего совершенного? и два рукава пещеры, усмехнувшиеся тупиками, краткие миги злости на самого себя - словно двигался не в темноте, словно не карабкался с великой предосторожностью по пещерным неровностям, а шагал по широкой гладкой улице и, не прочитав ее название, повернул не туда; и обратный путь из тупиков, крошечные остановки - чтобы загасить черной краской (она размещалась в другом кармане рюкзака) светящиеся обозначения; и вновь лабиринт, и редкие удары фонарем перед собою, когда стремительный конус света мгновенно проглатывал тьму, и ломкие, острые тени, словно зловещие лапы реликтового хищника, когтились над ним, и не привыкшие к вторжениям в их тишину летучие мыши заполняли пространство серо-черным листопадом; Берт с детства испытывал необоримое отвращение к мышам всякого рода: и домашним, и летучим, и мышелюдям, которые гадят там же, где и обитают, и, соблазненные едва различимым копченым запашком мелкой выгоды, часто лезут в тривиальную мышеловку, чтобы заполучить в награду за жадность - переломленный хребет; к удивлению и радости Берта, ни сырости, ни слизи, ни тяжелого воздуха, ни замшелых или заплесневелых поверхностей в лабиринте не было, все ползучие и членистоногие твари остались там, на жаре; летучие мыши были единственными, кто обитал в этом темном, извилистом кишечнике скал.

*

Когда сто пятьдесят лет назад в горах произошла - как предполагали вначале - карстовая катастрофа, которая, к счастью, обошлась без жертвоприношений на алтари природы: город лишь немного тряхануло, повалив дюжину фонарных столбов; после визита международной экспедиции в городе начался настоящий "пещерный" бум: возникали клубы любителей, группы поклонников, кружки юных друзей; афишные щиты ломились от красочных офсетных плакатов, влекущих вступить в члены клуба "Распадок" или организации "Бездна", в школах появились спецклассы со спецуклоном, в моду расторопно вошли туристические и альпинистские башмаки, в театры и на банкеты ходили в штормовках и брезентовых платьях; пожарные машины, полосуя тишину улиц леденящими душу сиренами, то и дело срывались на вызовы - снимать малолетних энтузиастов, которые, вбив крюки в стены своих домов, --">