Филип Киндред Дик - Предпоследняя правда

этой книге, что давно хотел заполучить экземпляр и прочитать от корки до корки.

— Еще лучше. Это одна из тех забавных скандальных книжек, что издавались в шестидесятых годах, — причем в отличном состоянии, даже обложка не пострадала. Знаешь, были такие, из серии «Помоги себе сам»: «Как я успокоил свои нервы с помощью лукового сока» или «Как я сделал миллион долларов, ведя двух-с-половинную жизнь на службе в ФБР». Или…

— Коллин, — перебил Джо. — Знаешь, не так давно я выглянул в окно и увидел белку.

Она недоверчиво посмотрела на него.

— Не может быть.

— Хвост. Этот хвост ни с чем не спутаешь. Знаешь, такой пушистый — круглый, толстый и серый, как щетка для мытья бутылок. И она прыгала, вот так… — он описал рукой волнообразную линию, иллюстрируя свои слова, а еще для того, чтобы восстановить в памяти картину. — Я даже вскрикнул. Ее искали четыре жестянки… — он пожал плечами. — В конечном итоге они вернулись ни с чем и заявили: «Нет, доминус, к сожалению, мы ничего не обнаружили», или нечто в этом роде, — Джо помолчал. Разумеется, это была просто гипнагогическая галлюцинация^[4], вызванная либо перепоем, либо недосыпом. Он прекрасно знал это. «Жестяные девы» тоже знали. А теперь это знала и Коллин.

— Нет, ты только себе представь! — закончил он.

— Так и опиши своими словами, что ты при этом почувствовал. От руки, на бумаге — а не при помощи этой дурацкой машины. Что означало для тебя появление юркой маленькой живой белочки. Главное, — Коллин ткнула пальцем в сторону риторайзера ценой в пятнадцать тысяч долларов, — чтобы он за тебя не думал. И…

— А Броуз, — отозвался Джо, — возьмет и все вычеркнет. Можно, конечно, загрузить ее в вак, потом скормить «кену»^[5] и записать на пленку. Думаю, такое прокатит. Но только не через Женеву. Потому что я просто не могу им сказать: «Да ладно вам, ребята, и так сойдет». Мне придется сказать…

Впрочем, он уже ощутил умиротворение и начинал размышлять.

— Ладно, попробую, — Джо решительно поднялся, отпихнув старокалифорнийское плетеное кресло. — Уговорила. Я даже попробую написать это от руки. Только найду эту — как ты ее называешь?

— Шариковая ручка. Вспомни: что есть у двери, у сумки и у ребенка? Правильно, ручка. Видишь, как все просто?

Он кивнул.

— Вот ручками мне и придется программировать вак. Думаю, ты права. Может, это и шаг назад — но, по крайней мере, меня не будет выворачивать наизнанку. Я уже видеть не могу это…

Он окинул взглядом библиотеку, пытаясь найти… эту самую… как ее?

Тем временем риторайзер, предоставленный самому себе, продолжал вещать:

— …пушистого малыша. Но в его крошечной головке таится недюжинный ум. Может быть, даже больший, чем мы можем себе представить. Уверен, нам с вами есть чему у него поучиться…

Монолог продолжался и продолжался. Тысячи микрочипов во внутренностях машины муссировали эту проблему, черпая сведения с десятков инфодисков. Все это могло продолжаться до бесконечности, но Джо Адамсу было некогда. В конце концов он нашел ручку.

Все, что теперь требовалось, — это чистый лист бумаги. Черт, это у него точно было! Он поманил «жестянку», которая собиралась проводить Коллин до флаппера.

— Распорядись, чтобы вся прислуга занялась поисками бумаги, на которой можно писать. Обыщите все комнаты виллы, — даже те, что сейчас пустуют, включая спальни. Я точно помню: где-то валялся лист или даже целая пачка. Ее в свое время нашли при раскопках.

«Жестяная дева» немедленно передала указание по прямой радиосвязи, и Джо почувствовал, что в доме начался переполох. По всей вилле захлопали двери пятидесяти с лишним комнат. Прислуга ожила, покинув места, на которых неподвижно находилась после выполнения очередного задания. И он — их господин и владелец — почувствовал стопами своих ног, как здание наполняется жизнью, и часть тумана, который успел заползти внутрь, развеялась. И пусть это сделали машины, которых с легкой руки одного чеха прозвали «роботами», что на их дурацком языке означает «работник».

Однако снаружи был туман, и он по-прежнему пытался просочиться в окно.

Когда же Коллин уедет… Он знал, что тогда туман начнет еще более непреклонно скрестись и ломиться, пытаясь ворваться внутрь.

Господи… ну почему сегодня не понедельник, почему он не в Агентстве, не в своем Нью-Йоркском офисе, вместе с другими янсменами? Чтобы жизнь была не движением каких-то мертвых— вернее, --">