Дмитрий Александрович Биленкин - Двое и знак

занятие древнего неолита! И нате вам: от кнута — к пульту черт знает какой техники, и синеглазый пастушок говорит об этом, как о чем-то естественном.

— Да-а, — сказал наконец Апеков. — Программа, брат… Учиться нужно.

— Подучусь, конечно. А как же! В армии сейчас знаете какая техника? Не хочешь — заставят. Тоже верно. Зачем переть в гору там, где есть эскалатор?

— Расчет, расчет… — хмурясь, проговорил Апеков. — В космонавта стремятся тысячи, а попадают единицы.

— Попадают же… Вы мне другое скажите. Тогда, лет через пятнадцать, не много ли будет космонавтов?

— Много? Понятия не имею… Тебе-то что?

— А то. Неинтересно. Здесь я один пастух, другого попробуй найди, меня ценят. А когда много — фью!

— Так в этом ли дело?!

— В этом тоже. Апеков запоздало смахнул со щеки слепня, ожесточенно потер укус. Ну и мальчик… Обычный феноменальный мальчик… Хороший заработок — для него не проблема. Образование в случае чего не то что дадут — навяжут. Ничего. Горит в глухомани голубой огонек телеэкрана и зовет, завораживает, манит… И вот, уважаемые, перед вами племя младое, незнакомое — теледети. Извольте им дать обещанное.

— Еще надо дело найти по душе, — осторожно сказал Апеков.

— Так мне и мое по душе.

— Коровы?

— Они. Характеры. Машка — вон та, комолая, мне грибы ищет. Как мукнет в подлеске, значит, белый или подосиновик. Научил.

— И как же?

— По Павлову, а дальше сам соображал, у животных не одни рефлексы.

— Ну и учился бы на зоопсихолога, раз это тебе по душе.

— По душе-то оно по душе… Саша скусил травинку, и словно опять повернулся незримый ключ. Саша был здесь, рядом, сидел все с тем же открытым простоватым лицом — и был далеко, в себе. Будто есть человек и нет его, одна видимость. «Чего ему от меня надо? — с легким раздражением подумал Апеков. — Ведь надо…»

— Возьмите меня завтра с собой, — внезапно сказал Саша. Апеков бегло поморщился.

— Именно завтра? В вопросе отчетливо прозвучала ирония, которая была отповедью даже не настойчивой, а прямо-таки категоричной просьбе юнца, и намек, что научная работа вовсе не предмет праздного экскурсантства. Но весь этот ясный почти для любого городского парня подтекст совершенно не дошел до Саши.

— Мне трудно найти подмену, а на завтра я договорился, — объяснил он бесхитростно. Апеков замешкался с ответом. Отказывать не хотелось, ибо просвещение — долг всякого культурного человека, да и Саша интересовал его все больше; но любопытствующий в пещерах, где всякое может случиться, совсем ни к чему. Вот это сомнение Саша, казалось, понял молниеносно. Его глаза осветила смущенная улыбка.

— Там в одном месте, куда я еще мальцом лазил, рисуночки какие-то, — пояснил он, улыбкой как бы извиняясь за это свое вынужденное многословие.

— Я и хотел показать.

— Так что же ты сразу не сказал?!

— Я сказал.

— Когда?!

— Да с вами попросившись, — у Апекова был такой вид, что Саша тут же поспешил добавить: — Раз говорю что или прошусь куда, значит, с делом, это все, кого ни спросите, знают.

— Ага… ага… — только и смог выговорить Апеков. Ну конечно! В деревне все всех знают настолько, что желают здравствовать прежде, чем ты успел чихнуть, а если вытекающая отсюда манера разговора постороннему непонятна, то кто же виноват? Однако Сашина деликатность простерлась до того, что он пояснил и другое.

— Надо же и мне на вашу науку глянуть, а то ее по телеку мало показывают. Лаконичней мог сказать только математик, словами «очевидно, что…» опускающий целый период рассуждении. Ничего не изменилось вокруг, была все та же теплынь и так же дремотно пахли травы, но у Апекова охолодело лицо. Словно от дуновения чего-то, словно ему кто шепнул: ты предупрежден! Предупрежден? Но о чем? Что перед тобой, быть может, новый Ломоносов? Так ничего похожего: и время не то, и познание как таковое Сашу вроде не увлекает. Иная у него нацеленность, что-то другое он ищет, ему самому неясное и то ли существующее, то ли нет. Абсурд, осадил себя Апеков. И тут же усомнился. Что если перед ним не юношеские метания, не социальное иждивенчество и не прагматизм крепкого, себе на уме человека, а нечто иное, чему и названия нет, но ради чего пытливо осматривают все духовные горизонты мира? Апеков тряхнул головой, взглянул на Сашу, который небрежно поигрывал кнутом, и наваждение сгинуло. Все было явно проще: прежде крестьянский сын обстоятельно, чтобы не --">