Сергей Викторович Васильев - Цвет

граната гроссуляра цвета травы, лесной зелени. По химическому составу — силикат алюминия и кальция. Как вы можете догадаться, как раз преобладание зеленого на нашей планете дало ей такое имя. Отвлечемся от темы. Капитан, давший планетам подобные названия, заслуживает самого пристального внимания. В нашем архиве отсутствуют данные о нем. Одно можно сказать — он был не только знатоком минералогии и драгоценных камней, но и поэтом в душе. Данные им имена удивительно точно соответствуют планетам. Иолит, с великолепными закатами, когда лучи белого солнца преломляются в сине-зеленой полупрозрачной растительности, — удивительная копия интенсивно-голубого кристалла. Петерсит, с громадными пляжами тигровой окраски, — напоминает «тигровый глаз» с шелковистой переливчатостью из волокон крокидолита в оправе из голубого золота океана. Гессонит, чья почва в пору весеннего листопада, покрывается сплошным ковром медово-желтого и оранжевого цветов, не отличить от разновидности граната. Кальцит, планета живых кристаллов и разноцветных туманов — от молочно-белого через желтый и синий до почти черного, — отражает всё многообразие этого минерала…

Учитель перевел дух и Пашка тут же встрял:

— Виктор Степаныч! Вы там везде были, да?

Виктор Степанович устало посмотрел и ответил:

— Нет, Павел. Конечно, нет.

Я пнул Пашку под столом: дескать, не лезь — забыл, что на станции было? Пашка, не будь дурак, ткнул мне в бок твердым кулаком — он каждый день лупит по мешку с песком, насмотрелся видюков. Больно. Я дернулся и зашипел.

Виктор Степаныч сразу на меня взгляд перевел. И выжидательно так спросил:

— Илья, ты что-то хочешь сказать?

Сказать-то мне хотелось. Но вот что? Точнее — как? Цепляясь за ножки стула, словно за соломинку, я поднялся и брякнул:

— Я обязательно стану минералологом и этим, любителем драгоценных камней, вот!

Все как грохнут. Ослы. Мне-то самому понятно, что сказать хотел, а им только дай повод поржать. Мало ли, оговорился человек — всяко бывает. Один только ВикСтеп разобрался:

— Что ж, Илья, хороший выбор. Надеюсь, что осознанный. Тебе же это интересно?

— Интересно… — во рту вдруг пересохло и стало жарковато — климат-контроль, что ли, сломался?

Пашка хихикнул и что-то быстро накарябал на бумажке. И когда я сел, подпихнул ее ко мне поближе. «Красна-девица,» — прочитал я. Ну, Пашка! Получит после уроков. Нашел, над чем смеяться. Любой бы засмущался, если заветную мечту при всех рассказать. А камни я всё равно буду изучать. Буду.

Еще я хочу слетать на другие планеты. Ну, этого-то все хотят. Но у меня — настоящее. А не так — развлечься в каникулы. Вот только какую планету посетить первой? Где достать денег на билет? Или устроиться на корабль стюардом? Коком? Свободным матросом? Возьмут ли — ведь двенадцать всего? Или прибавить себе годика два?..

Так не думают двенадцатилетние мальчики, всю жизнь проведшие под опекой родителей. Отец и мать — защита от тягот мира. Они всё сделают, что ни попросишь. Помогут, когда станет трудно или не захочется чем-нибудь заниматься. Обеспечат необходимым. Позволят излишнюю роскошь. Всё — для единственного дитяти! Нет забот в этом возрасте. Сделал уроки и гуляй. Свобода!

Всё перемешалось у меня в голове. Я — двенадцатилетний, сидящий сейчас на уроке. Я — теперешний, монтажник реперных маяков. Мои мысли и воспоминания о том, каким я был тогда.

Наверняка, стороннему наблюдателю человек, сидящий в скутере и что-то высматривающий в окне школы, показался бы если и не подозрительным, то уж странным — точно. Но никто не окликал меня, не звал служителя порядка. Никому не было до меня дела? Или улицы поселка внезапно опустели?

Заломило в висках от невозможности охватить всё сразу и сосредоточиться.

Надо дистанцироваться от себя-маленького. Понять, что действительно думал тогда, а что пришло позже, но перемешалось, наслоившись на ранние воспоминания.

Нет, я тогда не хотел в космос. Это появилось чуть позже. И связано с одним нехорошим событием в моей жизни. В тот же день, когда вернулся из школы. А ведь я еще погулял. Поговорил с Пашкой. Сбегал с Лю Вэем на карьер, склоны которого быстро зарастали ползучками, а хризопразовые ласточки носились над водой и ныряли в тесные норки.

Я рванул скутер к земле и понесся к своему дому. Успеть бы. Увидеть родителей. И понять — что произошло.

Во дворе стоял сверкающий на солнце --">