Владислав Дебердеев - Двести вторая ночь Шехеразады

человека, красный, как кровь дракона, сундук. Они подробно объяснили мне, как с ним обращаться. Все там было необычным, ни на что не похожим. Но я очень хорошо запомнил, что надо делать. Как будто в мою голову вкладывали сразу знания тысячи толкователей Корана. “И когда ты все это сделаешь и после цифр мысленно произнесешь: “Взлет!”, – молвил высокий джинн, – сразу отойди на пять шагов и закрой глаза”.

Второй джинн принес из корабля какой-то круглый сверток.

Когда его развернули, это оказался ковер-самолет Сулеймана.

Я сразу узнал его, хотя раньше никогда не видел. Джинны поставили на него сундук и приказали мне: “Садись на ковер да держись покрепче. Сейчас ты полетишь быстрее ветра”. Разве мог я спорить с повелением могущественных джиннов? Поэтому я сразу сел на ковер и крепко ухватился за петли, которые торчали из него. Он немного приподнялся над землей и медленно двинулся вперед. Позади осталось около десяти локтей, и в этот момент джинны с их кораблем-минаретом исчезли, пропали из виду, словно чудесная, невидимая стена встала между ними и мною.

Ковер Сулеймана рванулся вперед, как чистокровный скакун. Мне стало страшно. Я закрыл глаза и начал взывать к аллаху. Но не успел еще закончить оба исповедания, как ковер остановился и тихо опустился на песок. Я поднялся на ноги и сделал все так, как повелели джинны. Потом отошел на пять шагов. II тогда я решил перехитрить джиннов и не стал закрывать глаза. Вдруг там, где были ковер с сундуком, что-то сильно вспыхнуло, ярче, чем ударившая рядом молния. Я упал на землю, покрытый беспамятством. А когда очнулся, увидел, что нахожусь около города царя аль-Гайюра. Я вознес аллаху благодарственную молитву за спасение от сатаны, битого камнями (ведь джинны сами говорили, что в них попал камень).

А потом вошел в город и стал кричать: “Я мудрец, я звездочет!” Вот какова моя история”, – закончил повествование Камар-аз-Заман.

И тогда визирь воскликнул: “Клянусь аллахом, ничего более удивительного я не слышал! А теперь надо испытать твое волшебное средство”. Он позвал евнуха, передал ему Камар-азЗамана и сказал: “Отведи его к Ситт Будур”. Слуга взял Камар-аз-Замана за руку и пошел с ним по проходу дворца. Потом слуга поставил его перед занавеской, висевшей на двери, и Камар-аз-Заман произнес такие стихи: К любимой приходя, погибнешь ты – ну что же?

Тогда лишь на любовь твоя любовь похожа.

И тут Камар-аз-Заман достал из ножен кинжал и отдал евнуху, говоря ему: “Возьми этот кинжал и коснись им лба твоей госпожи царевны Будур”. И тот вошел за занавеску и исполнил приказание. Как только случилось то, чему предназначено было случиться, Ситт Будур исцелилась от безумия, узнала и своих служанок, и евнуха, и все обрадовались великой радостью.

И тогда Камар-аз-Заман воскликнул: “О, Ситт Будур! Завтра я приду к твоему отцу и скажу ему, что могу исцелить тебя.

И когда я снова окажусь у этой занавески, то подам тебе знак, что я здесь. И тогда ты выйдешь ко мне, и царь аль-Гайюр узнает о твоем исцелении и соединит нас. Есть ли твое согласие на это?” Ситт Будур, слыша такие слова своего возлюбленного, ответила согласием страсти и промолвила:

Не странно ли -я пред тобой,

и вновь душа моя жива,

Ты говоришь, и я могу сказать

какие-то слова.

И когда слуга увидел, что она в таком состоянии, он выбежал и, придя к визирю, поцеловал перед ним землю и сказал: “Знай, о мой владыка, что этот мудрец – шейх мудрецов и ученее их всех. Он вылечил дочку царя, стоя за занавеской и не входя к Ситт Будур”.

И визирь изумился, обнял Камар-аз-Замана, вернувшегося к нему, и воскликнул: “Поистине, эту удивительную историю, которая приводит в смущение умы, надлежит записать особо… А теперь отдохни некоторое время, поешь кушаний и выпей напитков, чтобы твой дух вернулся к тебе и возвратились твои силы после спасения от того, что тебя постигло. А завтра иди к дворцу царя аль-Гайюра и постарайся выполнить задуманное”.

И тогда Камар-аз-Заман, ум которого улетел от счастья и избытка радости, выразил безусловное повиновение, говоря: “Твой приказ на голове и на глазах!” Он послушался визиря.

На другой день принялся кричать во весь голос под дворцом: “Я звездочет, я счетчик, я мудрец… Где же охотники?…” И тут Шехеразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

--">