Михаил Белозеров - Собиратель древностей

листья растворяются вдали. В реке отражаются голые деревья и черные заросшие берега.

Если на Гимона Джофера есть управа, то от ноябрьского ветра спастись невозможно. Он выдувает последние остатки тепла, и я поплотнее запахиваю пальто и глубже натягиваю кепку. Но это мало помогает. В воздухе кружатся первые белые мухи, не успев долететь до земли, безмолвно тают — еще всего лишь одна форма смерти.

— Сбегаю кофе выпью, — говорю я соседу.

— Пирог с клубникой принеси, — просит Петр Петрович.

Это шутка. Клубники давно нет. Не в смысле сезона, а в смысле вымирания. Клубника на вес золота, потому что растет далеко на юге, чуть ли не на экваторе, и ее привозят дикие перекупщики всего лишь месяц в году. Стоит она по двадцать рублей за килограмм. Говорят, что этой самой клубники когда-то было завались. Но времена, как и климат, давно изменились.

У Петра Петровича две головы. Одна нормальная. Другая поменьше — Чобра. Чобра выглядит лет на десять моложе, почти юношей. Разговаривает Чобра крайне редко, потому что флегматичен и чаще всего спит, свесившись набок. Петр Петрович достает грязный платок и вытирает Чобре слюнявый рот.

— Холодно… — вдруг заявляет Чобра. — Есть хочу!

— Потерпишь! — сварливо возражает Петр Петрович. — Невелика птица.

Он относится к нему, как к младшему брату. У него даже есть шутка:

— Чобра родился на минуту позже, поэтому не вырос.

Но ссорятся они редко. Петр Петрович поправляет на нем вязаную шапку и шарф. Ему, вернее, им (не знаю как точно сказать) торчать здесь еще и торчать. Товар привозят внуки на тележке. А забирают вечером, когда Петр Петрович вместе с Чоброй окончательно промерзают. Здесь много русских. Поговаривают, что давным-давно, лет семьсот назад, они вместе с Китаем выиграли третью мировую. Но лично я этому не верю. Впрочем, какая разница — теперь в мире некому воевать.

Кафе шестирукого Джима Макферсона по другую сторону холма с видом на гавань. Сам Джим из Норвегии. Это на севере Европы у черта на куличках. Говорят, там вечные снега. Два года назад Джим нанял бригаду и очистил заводь от хлама. Теперь в ней плавают утки и гуси перед отлетом в Мексику. По пути забегаю к Гимону Джоферу и получаю свои кровные.

— Джим, — говорю я, — а как насчет настоящего? — и стучу по кофейной чашке.

Прежде чем он возмущенно отвечает, выкладываю на прилавок десятку. Напиток, официально именуемый кофе — из овса, цикория и двух ложек сахара стоит в десять раз дешевле.

— Сядь к окну, я принесу, — отвечает Джим, одной парой рук делая бутерброды, а другой — изучая купюру на свет, третьей — намазывая котлету горчицей.

Лицо его делается скорбным, словно он лишается последнего золотовалютного запаса. С каждой порцией контрабандного кофе тает его решимость содержать заведение. Настоящий кофе он делает в подсобке. Там же готовит свинину, которую не достать ни за какие деньги и которую с удовольствием едят даже мусульмане. Для этого в кафе есть отдельные кабинки.

Я перебираюсь в угол и рассматриваю улицу. Собственно, рассматривать нечего: развалины, поросшие чахлыми деревьями и травой, покосившийся шпиль пресвитерианской церкви и мост на парквэй — чудом сохранившийся с этой самой дорогой в никуда. Расчищены лишь тротуар и проезжая часть, которая блестит от липкой грязи — кусочек цивилизации перед Джорджтауном.

— Привет! — говорит Люси и садится рядом.

— Два кофе! — радостно кричу я Джиму.

Он делает умоляющие глаза — не хватало, чтобы среди посетителей затесался какой-нибудь правительственный агент или того хуже — таможенник.

Мне делается весело. Я люблю Люси. Но она об этом не знает. Пахнет от нее умопомрачительно — мылом и еще чем-то, отчего мне хочется взять ее за руки.

Она говорит:

— Я искала тебя…

Боже, как быстро разносятся слухи. Не успел я разбогатеть, как на шелест бумажек слетаются все мои приятельницы.

— Начнем все сначала? — улыбаюсь я ей.

Я знаю, что на моих щеках седая щетина, а вокруг глаз морщины. Но это не делает меня стариком. Человек — существо парное. Он создан для любви в любом возрасте.

— Понимаешь… — надувает губки Люси, — сегодня я люблю Гарри…

— Гарри Донегана?

Гарри Донеган по кличке Разборной, потому что у него искусственная челюсть и вставной глаз.

Я делаю вид, что удивлен. Мне нужно удержать Люси любым путем, потому что в ее присутствии я становлюсь тем, кем был когда-то — --">