Яна Юрьевна Дубинянская - Карфаген

увидел ее - Эмми величаво удалялась под руку с каким-то джентльменом во фраке - и, подбежав, дотронулся до ее плеча. Она обернулась - конечно же, это была совсем другая женщина. Щеки Жанно окрасились темно-кирпичным цветом, он забормотал бессвязные извинения. Незнакомка чуть заметно улыбнулась и тонкой холодной рукой взлохматила его волосы. - Какой дерзкий мальчик, - обронила она, глядя на своего спутника. Голос у нее был низкий и почти не окрашенный эмоциями. - Да, и обратите внимание на шлюпки, - тот, казалось, вообще не заметил Жанно, - в случае аварии судна система блоков... Они прошли дальше, а Жанно спустился вниз. Эмми действительно нигде не было, наверное, ей надоело его ждать, и она пошла к своим. Уже сгущались сумерки, становилось прохладно и сыро, на нижней палубе "Карфагена" остались только те пассажиры, которые должны были сойти в Португалии и потому не имели закрепленных мест внутри. В их толпу и удалось затесаться при посадке Жанно, хотя теперь он с удивлением заметил, что их не так уж много. Что ж, тем легче будет потеряться среди большинства, уплывающего в Америку. Неподалеку от Жанно расположилась на ужин цыганская семья, один из цыганчат показал ему язык - это был тот самый обиженный им карапуз. Жанно вздохнул, тоже развязал котомку, достал ломоть хлеба и кусок домашнего сыра. Над палубой с хохотом носились чайки, одна из них совсем обнаглела и норовила вырвать хлеб из рук. Чайки останутся здесь, в Старом Свете, и цыгане останутся. А "Карфаген" вместе с Жанно и Эмми завтра уйдет в Америку.

* * *

Жанно проснулся. Скорее от нервного возбуждения, чем от холода - уж он-то привык спать и на чердаке, и в сыром стогу сена, и в лесу под открытым небом. Палуба "Карфагена" слегка подрагивала, бриз обдавал лицо не только влажной прохладой, но и сложным, пьянящим, необъяснимым запахом, с черного неба смотрели огромные звезды. А у борта, чуть наклонившись вперед тонкой белой фигуркой, стояла Эмми. Жанно удивился и слегка приподнялся на локте. Некоторое время с чуть замедленной после сна реакцией он соображал, насколько ей должно быть холодно в ее батистовом платье, почему она не спит и куда смотрит отец, и только потом собрался, наконец, ее окликнуть. - Становится довольно свежо, - произнесла она. Жанно осекся. Это была не Эмми, а та аристократическая дама, которую он видел днем на палубе первого класса. Она чуть повернулась - тонкий профиль обозначился на черном поблескивающем фоне слившихся неба и моря - высокая, надменная, совсем непохожая на Эмми. Пепельные в звездном свете волосы спадали на лицо массой вьющихся прядей. Разве ж у Эмми такие волосы? Из темноты послышался мужской голос - Жанно не мог со своего места разглядеть мужчину, но отметил, что это не ее вчерашний спутник. - Вы правы, Леони. Я был бы не против как можно скорее вернуться в каюту. К тому же, эта нижняя палуба, этот запах... - Не чувствую никакого запаха, - эмоций в ее голосе по-прежнему не было, только их неуловимые тени, сейчас - тень королевского холода. - К тому же, это вы боитесь подслушивания. Я - нет. Люди везде одинаковы. Она помолчала, наклонившись ниже над бортом - Жанно уже не видел ее профиля, только массу волос - потом выпрямилась и продолжила: - Вы не прислушивались, о чем разговаривают между собой пассажиры? Иногда забавно послушать. О шлюпках, плотах, спасательных жилетах. После "Титаника" все просто бредят кораблекрушением. Такое чувство, что все они - от первого класса до этой палубы - поднялись на борт "Карфагена" только для того, чтобы испытать это. - Кораблекрушение - это совсем другое, - произнес мужчина, и женщина, уловив мечтательные нотки в его голосе, рассмеялась беззвучной тенью смеха. - Как, и вы тоже? Конечно же, романтика, острые ощущения. Вы - один из немногих спасшихся. Все - одни из немногих. А "Карфаген" должен быть разрушен. - Леони, нас могут услышать. Она устало махнула рукой. - Это просто латинская цитата. И вообще, мне кажется, нам больше не о чем говорить. Если, конечно, вы уже успокоились. В голосе мужчины отчетливо прозвучало раздражение. - Я совершенно спокоен.

* * *

Слабый бриз чуть охлаждал воздух, создавая иллюзию утренней свежести, но небо уже сейчас было почти белое, знойное, перекаленное. В порту сновали взад-вперед матросы, обнаженные по пояс, загорелые, пыльные. Винты "Карфагена" в последний раз взвыли, взбивая грязно-белые буруны, и огромный корабль замолчал. Пришвартовавшись к берегу. Трап еще не спустили, но пестрая толпа с --">