Константин Николаевич Якименко - Самое дорогое

совсем не такой — может быть, никогда таким и не был.

Он смеётся — искренне, от души.

— О чём ты говоришь? «Таких» — единицы. По-твоему, люди стремятся к свободе? Чушь! Они получают свободу и тут же стремятся её лишиться. Им легче, когда кто-нибудь другой делает выбор за них. Не важно, как называют этого «другого» — Господь Бог или Кам-Хейнаки. Никто не станет бунтовать, Крам. Они будут довольны, что за них всё решает Система. Большинство людей такие, но я — не такой. Поэтому они внизу, а я — наверху.

Когда-то я поспорил бы с ним, но теперь мне всё равно. Даже если он подчинит себе десять галактик, это ничего не изменит.

— Может, ты и прав. Время покажет.

— Что с тобой, Крам? С каких пор ты такой равнодушный?

— С тех пор, как моя жизнь закончилась.

— Она не закончилась. Я могу вернуть её тебе.

— Что за глупые шутки?

— Я серьёзно, Крам. Твой мозг в порядке — значит, ничего не потеряно. Тело можно реконструировать. Одно слово — и ты будешь жить.

Нет, я не ожидал, что он это предложит. Вернуть жизнь? Если бы так же легко можно было вернуть то, что её наполняло.

— Нет, Хейн. Пусть труп остаётся трупом.

— Но ты ещё не труп.

— Ошибаешься. Перед тобой живой труп. Я умер пятнадцать лет назад. Когда ты убил Иль-Аман.

— Я не убивал её, Крам.

— Это детали. Мы оба знаем, как всё было.

— Ладно. Тогда зачем ты уничтожил Чентраг?

Я знаю, зачем. Когда Ин-Кинтар пришла за мной, она смотрела на меня твоими глазами — и я поверил, что не всё ещё мертво. А когда она попросила меня возглавить восстание, мой ответ «да» был предназначен не ей — тебе. Но теперь я знаю: ты хотела бы не такого ответа. Кам-Хейнаки отнял у меня тебя — самое дорогое, что у меня было. А я решил отнять у него планету, этот энергетический центр цивилизации. Почему я был так глуп? Почему не понимал, что у него невозможно ничего отнять? Ведь у него ничего нет и никогда не было. И даже теперь, когда он вот-вот будет повелевать Галактикой, у него по-прежнему нет ничего.

— Это была ошибка. Самообман.

— Но ведь есть ещё я.

Убить Кам-Хейнаки? Почему это звучит почти так же, как уничтожить Вселенную?

— Думаешь, я тебя ненавижу? Нет. Ты идёшь к своей цели, несмотря ни на что. Поэтому я тебя уважаю. Чёрт тебя дери, я уважаю человека, который растоптал мою жизнь! А у меня больше нет цели. Поэтому я мертвец.

— А наш спор? Помнишь его?

— Это было очень давно.

— Давно — но на всю жизнь! Кто из нас в конце концов окажется на вершине, а кто скатится вниз.

— Вот я и скатился.

— Но ещё не всё потеряно! Тебя восстановят, и я отпущу Ин-Кинтар. И не стану следить по Системе, куда вы полетите.

Ин-Кинтар… я думал, что она похожа на тебя, но ошибся. В ней оказалось гораздо больше от меня. Того, каким я был много лет назад, когда мы с Хейном ещё называли друг друга товарищами. Я даже не предполагал, что с тех пор настолько изменился. Поэтому я никуда не полечу с ней.

— Зачем это тебе? Ты на вершине, вот и радуйся.

— Некоторые люди уникальны, Крам. Мы с тобой — именно такие.

— Все уникальны.

— Но не так, как мы. Посмотри на эти толпы: они созданы для того, чтобы подчиняться нам! Они обманывают сами себя — а думают, что совершают подвиги. Они обожают усложнять себе жизнь. Но мы — другие. Именно поэтому мы поспорили. Мы сражаемся и давим по пути тысячи мелких людишек. Так и должно быть. Сейчас ты проиграл, но ещё можешь отыграться.

— А если я не хочу отыгрываться? Если я не такой, как ты? Может, давным-давно… Но теперь я один из тех мелких людишек, которых ты раздавил.

— Почему, Крам? Вспомни: тот, кому нечего терять, может получить всё. А тебе больше нечего терять.

— Да, это так. Но я не хочу ничего получить. Вот в чём разница между нами.

Он долго молчит. Его глаза обращены на меня, но смотрит он внутрь себя. Он ищет решение — правитель почти всех обитаемых планет, одинокий и несчастный человек, который едва ли помнит, что такое любовь, а дружба всегда была для него одним из средств для достижения целей. Он ищет зацепки — хоть что-то, что могло бы вернуть мне интерес к жизни.

Напрасно ищет.

Когда я умер? В ту ли минуту, когда нашёл тебя лежащей на земле — будто ты просто прилегла отдохнуть, вот только окно на пятнадцатом этаже было распахнуто настежь? Или часом раньше, когда трубка моего лучемёта была в двух метрах от лица Хейна; он бесстрастным тоном убеждал меня не глупить, и я послушался его, не зная, что ты уже --">