Светлана Владимировна Ягупова - Твой образ (Второе лицо)

многозначительно: — Экстренная операция.

Все напряглось, собралось в нем. Вдруг именно тот случай? Почему бы и нет? Их бригада во всеоружии, в любую минуту готова, как говорит Косовский, открыть новую эру в медицине. Технически все продумано до мелочей.

Последнее время он часто ловил себя на том, что прямо-таки торопится заполучить долгожданного пациента. Была в этом примесь чего-то нехорошего, корыстного. Нет, он не хотел никому несчастья, но попавшему в беду он в состоянии помочь. Он уверен! Он почти уверен… А может, их усилия впустую, и то, что удачно на подопытных животных, не годится для человека? Порой проскальзывали тщеславные мысли о симпозиумах, конференциях, интервью, о работе в центре… Черт возьми, как блистательно может сложиться жизнь, стоит подвернуться Случаю! А поскольку удача балует его, почему бы не подыграть ей и в этот раз?

В коридоре чуть не налетел на Петелькова.

— В клинику, дружище, — подхватил тот под руку. — Все уже там.

Во дворе ждала санитарная «волга».

— Зря волнуешься, чует мое сердце, это еще не то, — осадил Некторов взбудораженного коллегу.

В клинике выяснилось, что действительно не то. Предполагаемый донор оказался оснащенным дюжиной серьезных болячек. Давать новую жизнь человеку, чтобы он в скором времени закончил ее в муках — не жестоко ли?

— Напрасно, братцы, спешили, — подошел Косовский. — Не пробил еще наш час. Как там красавица Клеопатра?

— Нормально, — соврал Некторов, не желая огорчать профессора — тот и так перенервничал.

Они вернулись в институт, и Некторов опять занялся Клеопатрой, которая упорно не желала наладить с ним контакт. Завтрак она, правда, съела, но по-прежнему отсиживалась в углу клетки. Температура у нее оказалась нормальной, анализ крови тоже.

Заехала Тоша, поздравила с днем рождения, а Клеопатре хотела преподнести погремушку и связку бананов, но он остановил:

— Погремушки припаси для нашего будущего сына.

— Вот еще! — смутилась она.

— А что? У нас обязательно будет сын. Клеопатру же такой игрушкой баловать нельзя. Она ее раскусит, наглотается пластмассовых горошков, и наш эксперимент полетит в тартарары.

— Как знаешь, — она слегка огорчилась и махнув: «До вечера!» — убежала.

Он с нежностью посмотрел ей вслед. Не верилось, что именно эта неяркая девчонка так нужна ему. В скольких сердцах он поселил надежду, у скольких, не задумываясь, отбирал ее, сколько сам обманывался, и вот оказалось, что судьба его — Тоща. Впрочем, при всей любви к ней, он не собирался менять некоторые привычки своей вольной жизни. Тоша — это тепло семейного очага, уют, выход в свет под ручку. Но как отказаться от роли дарителя мимолетного счастья? Нет, он вовсе не повесничал, он всего лишь давал себе разрядку в перерывах между напряженной работой.

— Ты оставляешь после себя унижение, — гневно бросила как-то одна из вчерашних его обожательниц, — и унижаешься сам, эксплуатируя свою внешность.

Он только недоуменно пожал плечами. Все эти мелочи портили настроение, но ненадолго.

После работы, как обычно, позвонил по телефону сразу в несколько мест и, слегка обнадежив девичьи сердца, заспешил домой.

К вечеру Настасья Ивановна приготовила жареную утку, фаршированную яблоками, испекла «наполеон» и едва успела протереть бокалы, как компания сына весело ворвалась в дом. Супруги Котельниковы, бывшие однокурсники Виталия, по обыкновению милые к предупредительные, еще у порога подхватили ее под руки и повели за стол. Манжуровы принесли в подарок имениннику диковинный газовый светильник, и минут десять гости разглядывали это чудо, под стеклом которого рождались и гибли планеты, возникали и таяли фантастические пейзажи, города.

Последней пришла Тоша с букетом ландышей, робко протянула их Настасье Ивановне. В другой руке у нее был небольшой сверток, который она не знала, куда и положить.

— Что же вы, Тошенька, — загустилась Настасья Ивановна. Развернула бумагу и улыбнулась: двухтомник Цветаевой и галстук.

Легкие туфельки, кремовое платье с цветными разводами по подолу, и вся она сегодня весенняя, обновленная, удовлетворенно отметил Некторов, целуя Тошу в лоб. Кто-то шутливо крикнул «горько!», и он не выдержал, признался, что возглас почти уместен.

— Неужели подели заявление? — охнула Настасья Ивановна. — И ничего не сказали?!

Он подскочил к ней, ткнулся носом в прохладную щеку.

— Я ведь хотел --">