Андрей Всеволодович Дмитрук - Служба евгеники

голос у вас тоже красивый, звучный! - мягко сказал мужичок, поднимая глаза, ставшие вдруг невыносимо пронзительными. Совсем другое существо глянуло через глазницы из рыхлого и неуклюжего тела в клетчатом пиджаке и сорочке с перекрученным шелковым галстуком.

Испугалась Таня и ничего не смогла ответить, да и отвечать было поздно, поскольку разом стихли вопли оркестра, оравшего в адрес пожилого контрабасиста:

Дя-адя Ваня, хороший и пригожий,

Дя-адя Ваня, всех юношей моложе...

И говор людей, пытавшихся перекричать оркестр, и звон посуды тоже пропали. В свалившейся чудовищной тишине цепко, испытующе глядел странный гость, положив руку на пустую тарелку.

Внезапно поняла Татьяна из этого простого жеста, что мужичок никогда в жизни с тарелки не ел. И сразу все начало становиться понятным, несмотря на исчезновение зала и серовато-белое сияние, окружавшее теперь Таню, гостя за столом и сам столик с тремя пустыми стульями (двое ребят и девушка, сидевшие до прихода мужичка, как раз пошли танцевать).

Его глаза потеплели и улыбнулись.

- Я рад, что вы так сообразительны. Садитесь.

Таня села. Пол чувствовался под стулом и ногами, но был невидим; нежно сиял туман под английскими туфельками.

- Вы... марсианин, да? - робко спросила Таня, ободренная его улыбкой пожалуй, слишком тонкой и мудрой улыбкой для забубенной физиономии пятидесятилетнего выпивохи-склеротика.

- Ну-у, у вас даже в газетах пишут, что Марс - планета практически мертвая!

Тане стало неловко перед гостем. Она поднатужилась умишком, переворошила небогатый свой запас научной фантастики, прочитанный в основном в шестом классе, и выпалила:

- А может, вы там в подземных городах живете?

"Господи, дура же я: на Марсе - и подземные! А как надо сказать? Подмарсиан... Подмарсовые? Нет, подпочвенные, что ли!"

- Нету там никаких городов, - терпеливо разъяснил мужичок. - И моя родина значительно дальше от Земли, чем Марс. Другая звезда, одним словом.

Разговор получался до жути увлекательный и пока что совсем не страшный; Таня вообразила, как она теперь прославится по всей Земле, приободрилась и даже пококетничала, опершись локтем о край стола, положив подбородок на пальцы и лукаво глядя из-под опущенных ресниц. Любой земной мужчина уже сообразил бы, что удостоен Танюшиного внимания, и непременно распустил бы хвост, но этот только усмехнулся устало и снисходительно, словно нелепой детской выходке.

Чуткая Таня сразу увяла и спросила почти сердито:

- А почему же вы пришли ко мне, а не к какому-нибудь там... академику? Какая вам от меня польза?

- Я объясню, - кивнул он, и дурацкая живая маска с узором лопнувших сосудиков на носу и щеках приобрела вдохновенное выражение. - Есть просторы и понятия, недоступные никаким вашим академикам, но созданные для вас. Есть древние культуры, опекающие более молодые цивилизации - такие, как на Земле. Вы не поймете всего сразу, да и не надо.

В пасмурной светящейся мгле видела Таня за спиной гостя мощное перемешивание, лепку колоссальных неясных объемов, дым и пену - и опять все пропадало, расплывалось.

- Развиваясь в трудных, жестоких условиях, молодые планетные сообщества редко порождают совершенное живое существо. Даже просто здоровое физически и духовно. Преждевременно стареющие организмы, изуродованные варварским бытом, начиненные зародышами болезней; расшатанная или недоразвитая нервная организация, косный, дремлющий дух, опутанный предрассудками...

На мгновение перед ней сгустились как будто бы горные склоны, плавно спадающие в огромную долину; блеснула водная гладь.

- Нам запрещено самовольное вмешательство в историю опекаемых, но все-таки у старых культур высокие права... Например, мой мир создал Службу евгеники. Я инспектор этой службы. Моя задача отыскивать наиболее здоровых и перспективных представителей слаборазвитых рас и предлагать им переселение на новые планеты - для реализации тех способностей, которые в родных местах остались бы нераскрытыми...

Теперь уже безусловно оформилась перед Таней - и под ногами ее, как с самолета, - просторная бархатно-зеленая равнина, а на ней величавые изгибы широкой гладкой реки. Площади ярких гуашевых цветов - синь воды, желтизна отмелей, зелень лугов - обрывались у подошвы кудрявых гор, подобных спящим медведям. Выше громоздилось царство бесчисленных оттенков цвета: палитра крон от нежно-салатного до лилового, красная медь стволов, желтые цветы над голубой --">