Юрий Леонидович Нестеренко (Джордж Райт) - Патриоты

судьями даже не подарит подсудимому нескольких лишних часов жизни — так и так его расстреляют завтра на рассвете, по давней традиции. Военный трибунал не любит зря терять времени, именно поэтому меня вызвали в тюрьму тем же вечером.

Компьютер сообщал, что до конца полета остается двенадцать минут, и я еще раз вывел на сетчатку досье подсудимого. Максимилиан С. Норман, полковник, 58 лет. Да, ему оставалось всего два года до права на почетную отставку… Родился… наследственных патологий не прослеживается по обеим линиям… школа… академия Вест-Вест-Пойнтдиплом с отличием в области системного анализа… информационно-аналитический центр Второй эскадры Первого флота… центр стратегических разработок при штабе флота… в общем, весьма успешная карьера. И регулярные заключения медкомиссий о полной нормальности, разумеется, — впрочем, это еще не означает гарантий на будущее… В последние годы Норман был одним из ведущих аналитиков Генерального штаба. Уже было подано представление на присвоение ему генеральского звания. Как вдруг… что-то случилось. Сначала подозрения в несанкционированном доступе. Для офицера в такой должности существует не так уж много информации, доступ к которой он не может получить легальным путем… и тем не менее, она ему понадобилась. Присвоение звания приостановлено, начато служебное расследование. И вот тут полковник срывается окончательно. Сначала несколько нижних чинов докладывают о его странном поведении — внезапных нелепых вопросах, абсурдных предложениях, даже каких-то прыжках и гримасах… Затем он бежит. Ему удается экранировать имплант, который есть у каждого военного и который, в частности, по команде штаба должен передавать его координаты. Как установило дальнейшее расследование, в течение двух суток, пока его отсутствие еще квалифицируется как самоволка, а не дезертирство, Норман мечется по планете, успевает даже слетать на Луну и обратно. После этого он пытается спрятаться в выжженных пустынях Европы. Непонятно, на что он рассчитывал, — выжить там длительное время все равно невозможно. Скафандр защищает от радиации, но не от жажды и голода. Обычно эти районы даже не патрулируются, но на сей раз Нормана искали — и нашли. Посланных за ним патрульных он убил. И не просто убил — он выпотрошил тела и порезал их на куски. Затем Норман возвращается в Америку и наносит визит престарелому академику Борису Голдману, не очень известному широкой публике, но весьма авторитетному в литературоведческих кругах. Собственно, именно по инициативе Голдмана после Великой Войны стала возрождаться такая не имеющая прикладного значения дисциплина, как литературоведение. Вероятно, Норман рассчитывал взять его в заложники, но старик умер, не перенеся стресса. Норман перенес труп в подвал и прожил несколько дней в доме старика, пользуясь его компьютером и в больших количествах скачивая художественные произведения из библиотеки Конгресса; однако на имя Голдмана постоянно приходили послания от коллег, и полковник, очевидно, понял, что отсутствие ответов вызовет тревогу. Покинув дом, Норман пытается встретиться с доктором Вальтером Грюнбергом, одним из ведущих биологов, специалистом в области популяционной генетики; однако к этому времени к поиску преступника подключены уже все системы безопасности, и, несмотря на все уловки Нормана по маскировке и фальсификации собственных биометрических параметров, компьютер в доме Грюнберга опознает его и блокирует во входном тамбуре.

Конечно, такое поведение трудно назвать нормальным. Однако у меня не было оснований сомневаться в компетенции автора первого заключения. Далеко не всякое отклонение от психической нормы есть невменяемость. Весьма вероятно, что Норман действовал в состоянии нервного срыва, но не помешательства. Я даже мог примерно представить развитие событий: благополучный офицер, блестящий специалист, привыкший к собственным успехам, превышает служебные полномочия. Уж наверное не ради шпионажа в пользу кхрак'ков (я вообще ни разу не слышал о таких случаях, уже хотя бы потому, что прямые контакты с ними крайне трудноосуществимы). Скорее, им двигали благие побуждения, ему просто не хотелось терять время на утрясание бюрократических формальностей с оформлением допуска; он решил, что «сойдет и так» и что победителей не судят. Когда же вышло иначе, полковник почувствовал себя оскорбленным до глубины души и в гневе наломал дров, --">