Александр Петрович Казанцев - Клокочущая пустота (с иллюстрациями)

обобщение!) никакая, кроме квадрата, степень не может быть разложена (заметьте, «разложена»!) на сумму двух таких же. Я нашел удивительное доказательство этому, однако ширина полей не позволяет здесь его осуществить», — наизусть процитировал Аркадий Николаевич.

— Приведено в этой книжке, — показал я брошюру, захваченную Олегом в дорогу, — но дальше сказано: «Следует со всей решительностью предостеречь читателя искать элементарное доказательство теоремы Ферма. Можно быть уверенным, что это будет лишь ненужная трата труда и времени. Во всяком случае, ни издательство, ни автор книги^[2] «Теорема Ферма» М. М. Постников ни в какую переписку по поводу теоремы Ферма вступать не будут».

— Потому мне и нужен был сам Ферма.

— Зачем?

— Чтобы получить у него его доказательство.

— А было ли оно? — вступил Олег. — Ферма мог найти собственную ошибку, как находили впоследствии ошибки в несчетных доказательствах теоремы, а потому не записал и не опубликовал своего доказательства!

— Ферма вообще почти никогда не публиковал своих доказательств. Он сделал открытие в математике и как бы просил всех принять его вызов и повторить то, что удалось ему сделать.

— Кто же он? Шутник? «Принцесса Турандот от науки» или гордец с непомерным самомнением?

— Нет, нет! Просто скромный автор «математических этюдов», предлагаемых, подобно шахматным, для решения любителям математики.

— И что же? Доказывали его выводы? Решали эти этюды?

— Только Эйлеру в следующем столетии удалось это сделать, исключая Великую теорему, которую доказал только сам Ферма.

— Почему вы в этом уверены?

— Потому что он подсказывал, как это сделать.

— И вы у него это узнали? С помощью спиритического сеанса? — иронизировал Олег.

— Нет, зачем же? С помощью анализа его намеков, изучения других сделанных им открытий и с помощью воображения, которое способно все это объединить, создав образ Ферма.

— Конечно, «бессмертного академика», как это принято во Франции.

— Он даже не слышал о таком звании. Бессмертного, но не по выбору старцев в мантиях или по королевскому указу, а по сделанному им вкладу в науку, ощутимому и в наши дни.

— И у вас, говорите вы, состоялась встреча с ним? — наседал Олег.

— Я вообразил ее. А «беседа» с ним вылилась в чтение его трудов, изданных полвека спустя его сыном Самуэлем, тоже ученым и поэтом, как отец.

— Так! И что же вам сказал «при свидании» Ферма?

— В его отказе публиковать свои доказательства, пожалуй, было больше скромности, чем желания возвыситься над всеми, кому он предлагал найти им найденное. Но вместе с этой его чертой в нем можно увидеть и кое-что поглубже. Например, не без скрытого лукавства пишет он на полях книги Диофанта замечания, неоднократно употребляя частицу «ни». И вовсе не для усиления отрицания, а для того, чтобы подчеркнуть существование единого, общего способа разложения степени на сумму слагаемых той же степени.

— И есть такая формула?

— Конечно, есть! Я отыскал бином Ферма, несправедливо забытый. Отталкиваясь от него, я прошел путем Ферма к доказательству его Великой теоремы.

— Кажется, вы докажете сейчас если не теорему, то реальность своего путешествия к Ферма, — пошутил я.

— Пожалуй, результат математического вывода может служить таким доказательством.

— Так вы же сможете получить знаменитую премию, обещанную за доказательство теоремы Ферма!

Аркадий Николаевич усмехнулся:

— Это немецкий любитель математики Вольфскель в 1908 году завещал сто тысяч марок тому, кто докажет теорему Ферма.

— Но, по вашим словам, вы это сделали!

— Нет. Я лишь нашел доказательство у Ферма.

— Значит, вы действительно побывали у него, перебирали его записи и смело можете рассказать, как он выглядел триста лет назад.

— Записи перебирал, это верно. Мне он представляется из моей «машины времени» (воображения!) веселым, толстым и многодетным человеком, который служил в суде, попутно занимался математикой для души, делая гениальные открытия, не придавая им особого значения. Что же касается получения премии, то она принадлежит его потомкам, а не мне. И вряд ли может их обрадовать.

— Ну что вы! Сто тысяч марок — это вещь! — заметил Олег.

Аркадий Николаевич расплылся в улыбке:

— Вам, конечно, известно, что одинокая и богатая почитательница Жюля Верна после его романа «Из пушки на Луну» завещала свое значительное состояние первому человеку, который ступит на --">