Юрий Дмитриевич Петухов - Вторжение из ада

там, наверху! — Гут Хлодрик ткнул указательным пальцем в небо. — Не хотел тебе говорить… но скажу: я б с огромным удовольствием присоединился к тем ребятишкам, что хотят надрать задницу человечеству. Ой, я бы ему, родимому, всыпал по первое число!

Иван приподнял голову и вгляделся прямо в глаза Гугу Хлодрику. В них не было злости. В них была усталость и скорбь. И потому он все понял, Гут будет с ним до последней минуты, до смертного часа, он не предаст.

Карнеггийский водопад заглушал их голоса. Прохладные брызги долетали искрящимися капельками, освежали лица. Но свежести не было и здесь, в заброшенном ущелье, вдали от людных улиц и давящих небоскребов полудикой северной Гренландии.

Теперь им надо было скрываться. Теперь им не было места на Земле и в ее окрестностях.

В водопаде плескался огромный белый медведь. Но Иван видел — ненастоящий, слишком уж чистый и ухоженный, слишком уж белый. Животный мир планеты восстанавливали. Но это был все-таки не совсем животный мир, еще два-три поколения и останутся одни биодубли. Нет! Какие, к дьяволу, поколения! Через полгода Земля обратится в выжженную пустыню. А он сидит тут, прохлаждается под искрящимися в лучах низкого солнышка брызгами. Вырождение! Все вокруг вырождается, все! и он тоже, и он не исключение.

— Я так думаю, Иван, — медленно и глубокомысленно произнес Гут Хлодрик, — всем вам надо смываться отсюда. Пока не поздно!

— Всем нам? А ты?!

— Я останусь возле нее.

— Ты останешься, а нам смываться?!

— Это меня бог наказывает за Параданг, понимаешь?! — Гут не поднимал глаз, не отрывал их от серого унылого камня под ногами, чуть поменьше того, на каком сидел. — И еще за Гиргею. Это я виноват, зря я тебя тогда…

— Да ладно, — Иван махнул рукой. Ему было тошно.

С кем он остался? Гут Хлодрик — старая развалина, размякший, растекшийся, бесформенный и жалкий в своем бессилии. Дил Бронкс — скалит зубы, а глядит насторону, непонятный, уклончивый, скользкий. Иннокентий Булыгин — этот шустрый, тертый, но он всегда сам по себе, странный мужик. Хук Образина и Крузя — пьянчуги, чуть что — в запой, на полный вылет. Серж Синицки- просто чокнутый. Сихан Раджикрави, Первозург — самая темная лошадка, черный след в ночи. Гуговы головорезы — они привыкли работать за деньги, за добычу.

Еще остается отпрыск императорской фамилии карлик Цай ван Дау. Но где он, жив ли вообще? Жалкая горстка никчемных ветеранов, списанных десантничков! Пыль!

Ничто! И все зло Мироздания, вся мощь Иной Вселенной, вся сила Преисподней! От отчаянья он готов был биться головой об эти серые молчаливо-угрюмые камни.

В безвыходных положениях люди чести пускают себе пулю в лоб. Давно пора! Он только продлевает агонию.

Он уже конченный человек, мертвец. Да, бывают вещи, с которыми надо смириться. Это как ход времени, это как движение светил — неумолимо и неостановимо. Надо покориться… нет, не тому Злу, что убьет их всех, не ему, а самому Року, самому Провидению… Воле Божьей. Иван тяжело выдохнул, сдавил виски ладонями. На все воля Божья! И если человечеству пришло время умереть — значит, ему надо умереть. И не роптать, не трепыхаться, не ронять чести и достоинства, умереть с открытыми глазами, умереть тихо, молча, покоряясь судьбе. Проклятый колдун-крысеныш, многоликий Авварон Зурр банТург, его «лучший друг и брат» — он был прав, он видел грядущее, и надо было слушать его, не прекословить, всегда надо слушать опытных я умных людей… людей? нет, крысеныш не человек, но неважно, он был прав — они обречены. Люди не знают ничего. Они умрут без долгих и нудных мучений. Но ведь он, Иван, знал все давно. Знал, и так бесцельно тратил время — нет, не просто время, а последние месяцы, последние дни, часы. Надо было жить полной грудью, любить, смеяться, гулять — на сто лет вперед, не терять ни минуты, наслаждаться уходящим навсегда. А он метался и бредил, и ползал подземными норами, выискивал, вынюхивал, не щадил себя и губил других, он перебаломутил всю несчастную Гиргею, по его следам шли чужие, шли и убивали его друзей, близких… Безумец!

— Что с тобой? — вдруг спросил Гут Хлодрик. Его тяжелая ручища легла Ивану на плечо.

Иван не сразу вырвался из черного омута.

— Ничего, — просипел он еле слышно, — все в порядке. Ты, наверное, прав, Гут. Пора нам уматывать отсюда.

Пора!

Он медленно, каким-то нечеловечески вялым движением руки расстегнул клапан-кобуру, вытащил парализатор, стал --">