Алекс Морту - Шницелиада

— С-сука! — восхищённо признал Призрак-2, — даже память профильтровали, сколько я сейчас «вспомнил» нового. Ты же, падла, наверняка и ходить можешь. И why this fucking comedy?

— С трудом, — признал хитрожопый хозяин Цербера, — всё же повреждения были обширными. Самое обидное — «бойца» теперь домкратом не поднять.

— Соболезную, но ты так и не ответил на вопрос.

— Мне нужен преемник, — вздохнул Харпер, — а кому, как не себе можно верить?

— Не п. зди, — скривился клон. — Какой я по счёту?

— Шестой, — вздохнул тот. — Так что будет тебе пластика и сколько то лет опыта. А ещё мой тебе совет: займёшь моё кресло, озаботься сменой, чтобы не пришлось заниматься такой ху. нёй. Согласен?

— С одним условием.

— Каким?

— Хочу трахнуть «Близняшек Терры Фёрмы,» — криво ухмыльнулся Призрак-2, — тебе они теперь на х. й не нужны.

— Ну ты и м. дак…

— Весь в тебя, папаша.

***

— Сэр, есть устойчивый сигнал!

Генри Лоусон хищно посмотрел на «неучтённый» обломок Суверена, сейчас опутанный структурой выросшей вокруг него исследовательской станции. У его корпорации были значительные активы на Горизонте и вообще в системе Иеры, но именно этот объект был спрятан получше — в кометном облаке на задворках системы никому не интересного красного карлика примерно в трёх парсеках от масс-реле в кластер Моря Теней.

— На мой терминал, — скомандовал он.

— Органик, — раздался синтетический, почти рычащий голос.

— Суверен, — ответил ему магнат, — точнее, то, что от него осталось.

— Я прекрасно осведомлён о своём состоянии, — отмахнулся огрызок Жнеца. — Органик, я хочу сделать тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

***

Щитт и Троцкий спустились с пандуса. Илиум встретил их тёплым, влажным ветром — воздух пах скорой грозой, даже вездесущие пёстрые и напоминающие попугаев птицы куацца затихли. На плечах у киборга сидела Налла — девочка быстро выработала привычку осёдлывать папу, несмотря на бурчание тёти Лем.

— Знаешь, Тормоз, поскольку ты всё ещё мыслишь как законченный органик, я должен тебе сказать… — начал отец революции.

— Лёва, — перебил его Шницель, — если ты, е. ать тебя в ср. ку, сейчас скажешь какую-нибудь гадость про ребёнка, я честное слово, найду способ заставить тебя об этом пожалеть.

— Хм, так вот, поскольку у тебя теперь есть дочь, и ты отвечаешь за её образование, то ты просто обязан расширить и углубить свой кругозор, — искинт посмотрел сквозь пенсне на человека как на говно, которым тот себя и почувствовал, — чтобы она не выросла таким же неумным мясным мешком, как ты. А после твоего комментария, так же вынужден напомнить тебе о необходимости подчистить свой лексикон. Сквернословию должны учить не родители.

— Да ну тебя, — вечный унтер потупил взгляд.

— Папа, а что такое «ипать фслаку?» — раздался голос свыше.