Арина Юрьевна Тимофеева - Экспедиция

Александровна, – позвал меня Алексей Дмитриевич, когда я отвернулась от них, чтобы еще больше не разочароваться в себе, глядя в их глаза, наполненные различными эмоциями. – Мы все считаем, что если вы не рассказали нам эту информацию, значит, на то были действительно веские причины. Я бы хотел подчеркнуть, как много Вы для нас значите. Ведь именно Вы отобрали наши кандидатуры, воспитали в каждом уверенность друг в друге, самоотверженность, чувство взаимопомощи. Правда, Макс?

– Я согласен с Алексеем, Вы стали для нас примером для подражания. И заметьте, – он обвел всех многозначительным взглядом, – я сейчас ни капли не смеюсь. Я вообще хотел уйти с поста инженера по внутренним системам корабля, но остался благодаря предложению нашего капитана принять участие в полете. Хорошо, не только предложению, – заметив, как на него посмотрел весь экипаж со снисходительной улыбкой, он закончил. – И уговорам. Довольны?

И Троцкий, ей богу, как ребенок, насупился и отлетел подальше, надеясь спрятаться от насмешливых взглядов, направленных в его сторону. Майа, покачав головой, проговорила:

– Да, Венера Александровна, я тоже была никем, пока Вы меня не заметили и не дали шанс попасть в «МАИК». Я уже не говорю про космический корабль. Так что я полностью на Вашей стороне.

Мое сердце радостно кувыркалось, слушая признания ребят. Они стали моей семьей. Да, без шуток. Об этом я читала только в книгах: души находят друг друга, связываются подобно клубочку, который очень сложно распутать, потому что каждый узел напоминает вам о том, сколько всего вы пережили вместе. Именно из-за этого мне было важно не потерять их доверие. Ведь больше-то у меня никого нет. Я так расчувствовалась, что была готова расплакаться, но тут заговорил Сохин:

– Я тоже хотел сказать, что благодарен Вам. Вы очень много сделали для каждого из нас. Вы помогли мне остаться в агентстве после моей ошибки. И сейчас, когда Вы переживаете из-за этой ситуации, мы, я думаю, Вас не разочаруем: мы полетим с Вами! Не скоро Вы теперь сможете от нас отдохнуть! Где наша не пропадала. Правда, ребят?

Со всех сторон донеслось воодушевленное «Да». Я улыбалась и пыталась напомнить себе, что плакать в невесомости лучше не стоит. Вся моя команда подлетела ко мне и пожала руку. Этот простой жест – выражение взаимоуважения. После крепкого рукопожатия ты не можешь предать человека. Так что я окончательно удостоверилась в том, что мы будем стоять друг за друга несмотря ни на что. Эти ребята будут рисковать жизнями ради меня, поэтому у меня просто нет права не вернуть их целыми и невредимыми домой.

Последний, кто дотронулся до моей ладони, был Сохин Михаил Валерьевич. Его тёмно-карие глаза рассматривали мое лицо. Я тоже пыталась не отвести взгляда, хотя это было нелегко. Он мне нравился, что еще тут сказать. Но кроме дежурных фраз, да и еще совместных действий для осуществления полета между нами ничего не было. И я думала, что эта космическая миссия должна была решить все вопросы между нами.

– Это все из-за твоего отца? – Тихо спросил он, когда все остальные члены экипажа разлетелись по своим делам. – По этому тебя назначили руководителем полета?

– Нет, – я жестко ответила, давая понять, что мне неприятно об этом говорить. – Михаил Валерьевич, я благодарна Вам за то, как Вы поддерживали нас с братом тогда, но сейчас я не хочу, чтобы Вы лезли в мое личное пространство. Прошу обращаться ко мне только с вопросами, непосредственно связанными с целью нашего полета.

И после этого я попыталась отвернуться от него, показывая всем своим видом, что разговор закончен. Правда, в процессе задела его блокнот, так что книжка развернулась и начала пестреть страницами. Хорошо, что я не видела, как легко улыбнулся Миша после моего грандиозного ухода от разговора.

…

Тихий предновогодний вечер. С неба падал какой-то скучный мокрый снег, люди в ожидании праздника бегали, как муравьи, по магазинам, спеша купить подарки родным и близким. На городской площади вокруг ярко наряженной елки резвилась малышня, развлекаемая Дедом Морозом и Снегурочкой. Даже в элитной больнице «Помощь +», где обычно не до шуток, присутствовала праздничная атмосфера. В каждой палате на маленьком столике в хрустальном кувшине стояла мохнатая еловая веточка, украшенная шариками и сладостями. Так было и в палате №45. В углу тихо попискивал кардиомонитор, отсчитывая удары умирающего сердца, рядом с кроватью, на которой лежал и --">